И теперь Лиза сидела в каком-то ступоре, возмущенная желанием футунданта намеренно досадить своей жене. Конечно, она ни словечка не разобрала из гневного монолога его супруги, только по взглядам бросаемые на нее и выкрикам в ее сторону, сообразила, что опять стала виновницей безобразной сцены устроенной Тряпичной куклой. Да и слова, предназначенные ей, по крикливости не уступавшие горластым рыночным торговкам, уж явно были не из лестных. А катализатором этого взрыва гнева, стали сомкнутые руки футунданта и неожиданной наложницы. Словом крику было... не приведи Господи!
Оказывается не обязательно знать слов чуждого языка, чтобы понять, что скандал по-китайски раздувается и развивается точно так же, как все скандалы на свете.
Начала его, и так уже донельзя оскорбленная супруга в вопросительно-дрожащих интонациях, примерно так, как если бы спрашивала: «Что здесь происходит?!» или «Как ты мог?!». Потом пошли визгливые угрозы, что-то вроде: «Я тебе покажу кузькину мать!», может даже: «В бараний рог согну!», судя по жесту этой худосочной особы, чье намалеванное лицо превратилась из-за выразительной мимики в гротескную маску. Но и на нем вдруг промелькнуло по-детски обиженное выражение, очень похожее: «Почему меня-то не позвали?» Потом пошло сурово-плаксивое, чуть ли не патетическое: «Ты мне всю жизнь испоганил!», а уж «Молодость сгубил!» прозвучало точно. Не обошлось, наверное, без отрывистого: «Да, чтоб ты сдох!», брошенное в сердцах. Так Лиза открыла, что ревность в Китае по своему проявлению сравнима с Отелловской страстностью, если не превосходит ее. И сколько же энергии оказалось в столь вялом тельце, чтобы держать подобный накал чувств, правда, чтобы сравняться с русскими бранливыми бабами у жены футунданта явно не хватало бы дыхания.
Сам Шэн Фей оставался невозмутимым, но после того как фальцет жены повысился до недопустимых пределов, поднялся и подхватив матушку под руку, отвел ее в глубь покоев. К Лизе с поклоном поспешил евнух У и она, не мешкая более, поднялась, мечтая побыстрее сбежать от нестерпимых визгов, оставляя супругу футунданта один на один с собственными пламенными речами.
Когда супруг наконец-то, вышел от свекрови, к разгневанной жене, она, с вновь появившимися силами, накинулась на него с гневными претензиями.
- И ты смел без моего ведома ввести в дом наложницу?!
- А я не смею? - сухо осведомился остановившийся футундант, заложив руки за спину. Прозвучало это так, как если бы он сказал ей не забываться и знать свое место.
- Ты не понимаешь, да?! - взвизгнула она так, что багровый румянец темными пятнами проступил сквозь белила. - Ты опозорил наш дом, введя в него чужеземку. Она навлечет на нас беды! И это уже происходит, ты посмел выгнать моих личных служанок и убить моего человека!
- А ты желала бы, чтобы его схватили и допросили, раскрыв твою связь с разбойниками? Тогда все твои неблаговидные делишки предадут огласке, что покроет позором не только меня, но и твоего отца и всю твою семью. И разве в этом виновата наложница?
- Мне нет до этого дела, слышишь! Немедленно вышвырни ее! Сейчас же! Что ты молчишь?! Если этого не сделаешь ты, я сама избавлюсь от нее!
- В самом деле? - без тени беспокойства смотрел он на эту женщину.
Было в его вопросе нечто, что заставило супругу футунданта утихнуть. Ей вдруг вспомнились доносы и нашептывания служанок, что ее муж пропадал где-то долгое время на стороне, то ли у этой бесстыжей чужеземки, то ли проворачивая неведомые ей дела и, потому, никто определенно не мог сказать, чем он занимается. Эта неизвестность пугала, но может ее опасения напрасны и он просто напросто развлекался на стороне.
- Ты глупец, раз не видишь ничего из-за своего вожделения! Отдай ее в бордель и тешь с нею там свою похоть, но не в моем доме! Только почему не можешь вспомнить, что я твоя законная супруга и что это ты виноват, что я до сих пор не понесла, и наш род останется без наследника! Учти, если эта дрянь забеременеет, я не потерплю здесь ее ублюдка! - визжала она, трясясь в такой злобе, что заставляла ее задыхаться.
Футундант не собирался оправдываться и что-то объяснять, вместо этого спросил:
- Зачем забралась в мой кабинет? Отец приказал? Где пилюля, что ты выкрала? Молчишь? Отец знает, что толкнул тебя на преступление? И где монах, заботу о котором я доверил тебе, хозяйке дома?
- Не хочу с тобой больше говорить, - как-то вдруг присмирела его жена. - Эй, бездельники, где вы там?! Живо унесите меня из этого места!
На ее зов тотчас появились слуги-носильщики, впечатленные ее воплями, которые, должно быть слышали за стенами усадьбы, подхватили кресло, торопливо вынеся его из павильона, точно вписавшись при этом широкими плечами в двери. Когда в покоях стало непривычно тихо, Шэн Фей обернулся к появившейся в дверях, взволнованной матушке.