- Простите, - тихо проговорил он, как делал это в детстве, даже когда не был виноват.
- Ты же знаешь, я благословлю любой твой выбор и все приму, - сдерживая печаль, сказала его матушка, расстроенная грубой выходкой снохи.
- Даже не смотря на то, что она чужестранка? - уточнил почтительный сын.
- Это единственный ее недостаток, - устало покачала головой родительница. - Но она не высокомерна, приветлива и полна достоинства. Просто невероятно, что она рядом с тобой.
- Значат ли ваши слова, что я не достоин ее? - нахмурившись, смотрел футундант на свою мать.
- О, нет, - с мягкой улыбкой покачала та головой. - Вовсе нет. Только... она все время настороже, хотя ты намного снисходительнее к ней, чем к той бедной девочке, что была твоей наложницей до нее. Но, впустив чужеземку в свое сердце, ты уже погубил себя, мой мальчик.
- Отчего же?
- Как бы ты не относился к своей жене, но она права - чужеземка принесет несчастья в наш дом. Ты действительно мог поселить эту наложницу вне усадьбы.
- Нет, - отрезал сын. - Эта женщина все время должна быть на моих глазах.
Старая дама лишь вздохнула. Ей ли не знать: раз сын принял решение, то не отступится от своего.
- Боюсь, что слух о твоей наложнице дойдет до Запретного города. Тебя могут обвинить в измене, - не скрывая тревоги, напомнила родительница.
- Она не посмеет, - хмыкнул футундант, поняв кого имела ввиду матушка. - Иначе молва обвинит ее в том, что она дрянная жена, не почтительна к мужу и выносит дела семьи на людские пересуды.
- Но она донесет о тебе через своего отца, как ты не понимаешь?! А твой тесть, господин Вэй, не в пример малолетнему императору, отнюдь не страдает снисходительностью и может осложнить тебе жизнь, если не погубить ее. Ты сам знаешь насколько могут быть жестоки и безжалостны его методы.
- Не волнуйтесь, жене известно, что в таком случае она пострадает не меньше, потеряв все. Мне тоже есть, что рассказать о дражайшем тесте и о ней самой.
Продолжение следует...
Раздражение 10
Лизу отягощала совесть.
Досада на себя, которую доктор Верховенцева пыталась не ворошить, все же взяла вверх. Она была недовольна собой, не беря в расчет футунданта, что стал виновником ее бестолкового здесь времяпровождения. Мучило ее неожиданно неподобающее поведение, которое от себя не ожидала.
Недовольство собой Лиза вскрыла одним решительным вопросом: отчего она думает, что имеет право на высокомерие, что проявила с футундантом у его матушки? Только лишь от того, что эти люди другие внешне и отличаются по своему непонятному и даже смешному для нее, образу жизни? Потому-то она решила, что имеет права принижать этих людей? Да, она оказалась здесь вынужденно, и ей решительно все здесь не нравилось, но это не повод дерзить и говорить гадости.
По тому как отвечал ей футундант, сведя все к шутке и даже флирту, он прекрасно понял ее недвусмысленные колкости. Какой же грубой, недалекой и даже пошлой предстает перед ним цивилизованная европейка. Не потому ли она так себя ведет, что ей неприятно находиться среди них? Что ей здесь все чуждо и от того пугает? Не от мысли же, что они ни чем не отличаются от жестоких хунхузов? Одежды их вот тоже смешны и нелепы, лица некрасивы, невыразительны, а то и устрашающе безобразны. Но не таким ли точно образом они смотрят на русских с чуждой им культурой, удивляясь нашей некрасивости? Интересно, как футундант видит ее? Почему бы при случае не порасспросить его об этом? Хотя пустое все. Она не удивится его уверенности, что хамство и грубость присущи русским. Но, не смотря на эти успокаивающие отговорки, Лизе до сих пор было стыдно за то, что она наговорила ему. Хороша же, представительница русской интеллигенции.
После того как молодая госпожа лишилась двух своих служанок и после унизительной для нее сцены у ненавистной свекрови, она притихла. Во всяком случае, ее не было ни слышно, ни видно. Только это беспокоило не меньше, чем если бы она в открытую скандалила и злоумышляла. Не вызывало сомнений, что она все это просто так не оставит и лишь выжидает, чтобы наверняка поквитаться с ненавистной лаовай за все. Да и слуги, удивленные столь жестоким и решительным заступничеством хозяина наложницы перед собственной супругой, теперь опасались демонстрировать свою неприязнь к чужеземке. Даже разговаривать при ней в пренебрежительном тоне и уж тем более обсуждать ее остерегались, хотя до того, то и дело, занимались этим без боязни, что наложница их поймет и пожалуется господину, что очень развлекало их.