Позади нас раздался крик, и тут же перешёл в короткий захлёбывающийся хрип. Кто-то из моих верных спутников уже пал в бою. Но для меня больше не существовало мира за пределами слов Отца и Матери.
За всю жизнь я лишь дважды покидала земное тело — когда Мать-Земля решила наделить меня Даром, и когда Отец-Небо впервые познал меня в мою пятнадцатую весну. Теперь я стояла пред ними в третий раз — и даже судьба моего земного тела больше не имела значения. Духи Отца, великие бойцы прошлого, вели его и всех моих спутников.
— Ей не справиться, — перед глазами одна за другой вставали картины моей гибели. Когда быстрой, когда растянутой на долгие часы — как решат безжалостные победители. Но всё равно гибели. Неизбежной и неизменной.
Даже Мать и Отец не могли поменять мою судьбу в одиночку. Всесильные и всезнающие, они здесь и сейчас оказались полностью беспомощны. Мироздание не могло не ответить на такое попрание своих законов.
Ослепительная молния на миг соединила небо и землю. Плоду этого союза было предречено изменить мою судьбу. Изменить навсегда. Но каким образом — я могла только догадываться.
В какой-то момент духи Отца покинули меня. Пробуждение оказалось не из лёгких. Туша мёртвой лошади неподъёмной тяжестью прижимала меня к земле. Я отчаянно забилась в попытке выбраться, и поняла, что не одна. Кто-то мне помогал.
— Давай вдвоём, — слова чужого языка одно за другим проникали в мозг и раскрывались каскадами образов. — Ну? Раз-два!
Я увидела, как моё тело выскальзывает из-под мёртвой лошади. Увидела чужими глазами. Только в этот момент я поняла, что всё пережитое — лишь недавнее воспоминание. Чужое воспоминание. Мать-Земля предупреждала, что я не справлюсь, но я потребовала.
Дура.
На меня обрушился неподъёмный груз чужой жизни. Каменные лабиринты небывалых городских улиц, облицованные мрамором тоннели, яркий свет, неисчислимые тысячи людей на каждом шагу, обгорелый труп на дымящемся металлическом ящике, бегущая по стене чёрная, будто лакированная, тварь с огромной зубастой пастью и когтистыми лапами, частые вспышки выстрелов и встревоженные голоса в ушах — слишком чуждое и слишком тяжёлое знание для моего хрупкого рассудка.
Отчаянные попытки найти хоть какие-то ориентиры в лабиринте чуждого разума лишь всё ухудшили. Перед глазами возникли размытые образы чужих воспоминаний.
Я стояла на лесной поляне с неведомым оружием в руках. Блестящий ствол причудливого мушкета выцеливал портрет хорошо одетого мальчика для удовольствий. Портрет настолько дорогой, что сама только мысль о выстреле казалась безумным расточительством. Но рядом стояли ещё несколько портретов, уже изуродованные картечью. Что за магия требовала настолько дорогого ритуала, и кого так проклинал стрелок, я боялась даже подумать. К счастью, узнать это мне так и не довелось.
Момент выстрела я не увидела. Вместо него перед глазами встала иная картина. Серая громада каменного форта, словно залитое неведомым жидким камнем идеально ровное пространство у его подножия, несколько похожих на конусы деревьев — и старый опытный воин без оружия в причудливой и непрактичной одежде.
— После того, как неокрепший молокосос полностью утонет в дешёвой выпивке, — каждая фраза обильно перемежалась грязными ругательствами, — и отыщет самую грязную проститутку в городе…
По соседству раздавались негромкие смешки. Я почему-то вспомнила, как отец распекал молодых воинов, которые решили без дозволения совета отправиться в набег за лошадьми, но добрались незамеченными только до нашего же сторожевого разъезда.
— Приволочёт её сюда, и с криками, что это его жена, — смешки перешли в сдавленный хохот, — будет тащить её к себе в казарму даже без мысли о том, какие болячки от неё можно подцепить…
Эта невинная фраза старого вояки отправила меня ещё глубже, в самые потаённые уголки чужой памяти. Я оказалась на измятой кровати в тесной комнате с низким потолком. Тихо играла незнакомая музыка, чуть в стороне горел белым колдовским светом загадочный ночник, а в руках у меня выгибалось послушное каждой моей прихоти тело.
Женское тело.
Это стало последней каплей. Я рванулась, и наконец-то высвободилась из липкой паутины чуждых воспоминаний. Два разума повисли среди небытия. Один мой, а второй…
— Это было круто, — слова разбегались в голове и упрямо не хотели собираться в законченные фразы. — Хотя кое-что из моих воспоминаний могла бы и не трогать.