Майк нахмурился.
– Если ты хочешь отослать Дюку неприличную фотографию, отсылай. Не хочешь – не отсылай, я не могу тебя принуждать. Я просто хотел посмотреть, как делают неприличные фотографии. И что такое неприличная фотография? Майка смущала как сама коллекция Дюка, так и перемена отношения к ней Джилл. Бледное марсианское подобие бурной человеческой сексуальности не давало ему возможности вникнуть в нарциссизм и визионизм, в скромность и бесстыдство.
– Неприличная или приличная – зависит от того, кто на эту фотографию смотрит. Если я преодолела предрассудок, мне это уже не кажется неприличным. Трудно объяснить словами, что это такое. Я лучше покажу. Закрой, пожалуйста, окна.
Шторы опустились.
– Отлично. Вот такая поза немножко неприлична, и не всякая девушка так станет. Эта – чуть более неприличная, и на нее решатся единицы. Эта – уже наверняка неприличная… эта – еще хуже… а эта – уж такая неприличная, что я не согласилась бы так позировать с открытым лицом, разве только по твоей просьбе.
– Зачем смотреть, если закрыто лицо?
– Спроси у Дюка, он объяснит.
– Я не вижу здесь ни хорошего, ни плохого, – он добавил марсианское слово, обозначающее нулевое состояние.
Поскольку Майку не все было понятно, разговор пришлось продолжить по-марсиански. Где это было возможно, Джилл и Майк пользовались марсианским языком, в котором очень тонко определены и разграничены эмоции. Вечером Майк пошел смотреть выступление Джилл. Она вышла на сцену, улыбаясь всему залу, и особо – Майку. Джилл обнаружила, что присутствие Майка в зале усиливает радостное чувство: ей казалось, что она светится в темноте.
Когда девушки образовали на сцене живую картину, Джилл оказывалась в нескольких шагах от Майка. (Уже на четвертый день директор сделал ее примадонной, сказав: «Я не знаю в чем тут дело, малышка. У нас есть девушки и пофигуристей, но в тебе есть нечто, на что клюют посетители»). Джилл медленно обратилась к Майку:
– («Что-нибудь чувствуешь?») – («Вникаю, но не во всей полноте»).
– («Посмотри туда, куда смотрю я. На того коротышку. Он дрожит, он жаждет меня»).
– («Я вникаю в его жажду»).
– («Ты его видишь?») Джилл уставилась посетителю в глаза, чтобы одновременно усилить его интерес и позволить Майку видеть ее глазами Джилл уже неплохо думала по-марсиански, и они с Майком стали настолько близки, что могли одалживать друг другу глаза, как это заведено на Марсе. Майк свободно пользовался глазами Джилл, она же могла смотреть его глазами только с его помощью.
– («Мы вместе вникаем в него. Великая жажда по маленькому братцу»).
– («!!!») – («Да. Прекрасная агония»).
Музыка переменилась. Джилл пошла по сцене, двигаясь плавно и томно.
Она чувствовала, как в ней в ответ на жажду Майка и посетителя разгорается желание. Обходя сцену, Джилл приближалась к маленькому посетителю и не отрывала от него взгляда.
Происходило что-то необъяснимое (Майк не говорил, что такое возможно): она воспринимала чувства другого человека, дразня его глазами и телом, и передавала эти чувства Майку. Вдруг она увидела себя глазами посетителя и ощутила всю силу примитивного звериного желания, которое тот испытывал к ней.
Джилл споткнулась и чуть не упала: но Майк поддерживал и вел ее, пока она не до конца овладела собой.
За сценой девушка, шедшая сзади, спросила: – Что случилось, Джилл?
– Зацепилась каблуком.
– Как ты удержалась, ума не приложу! Как будто кто-то тебя на веревочках вел.
– («Так оно и было!») – Попрошу ответственного за сцену проверить это место. Там, наверно, доска отстала.
Весь вечер Майк показывал Джилл, как она выглядит в глазах того или иного посетителя, стараясь не пугать ее. Джилл удивилась: все воспринимали ее по-разному. Один смотрел на ноги, другой был очарован покачиванием торса, третий замечал лишь величественный бюст. Майк показал ей и других девушек. Джилл с облегчением отметила, что он воспринимает их также, как и она, только острее; и с удивлением – ее возбуждение росло, когда она видела других девушек глазами Майкла.
Майк ушел, не дождавшись конца шоу. Джилл не рассчитывала застать его дома, потому что знала: он отпросился с работы, чтобы посмотреть шоу. Но, еще не входя в свой номер, она почувствовала его. Дверь открылась перед ней и закрылась, впустив ее.
– Здравствуй, дорогой! Как хорошо, что ты дома!
Он улыбнулся.
– Я понял, что такое неприличные позы. – Одежда Джилл исчезла. – Ну-ка встань в неприличную позу!
– Пожалуйста, – Джилл проделала все сценические ухищрения.
Майк показывал ей, как она выглядит в его глазах. Она смотрела, вникала в его чувства, и в ней поднималась ответная волна. Наконец, она приняла самую неприличную позу, на которую была способна.
– Неприличные позы – это хорошо, – сказал Майк очень серьезно.
– Правда? Чего же мы ждем?
Они бросили работу и стали посещать сеансы стриптиза. Джилл поняла, что вникнуть в неприличные позы она может, если посмотрит на женщин мужскими глазами. Когда Майк смотрел на сцену, ей передавались его ощущения; если же его внимание отвлекалось, то модель превращалась в обычную женщину. Слава Богу, решила она, не хватало еще стать лесбиянкой. Тем не менее ей было забавно смотреть на девушек его глазами и знать, что так же он смотрит на нее.
Джилл с Майком переехали в Пало-Альто, где Майк попытался проглотить библиотеку Гувера, но не справился. Он понял, что поглощает информацию быстрее, чем может ее переработать, даже если думает без перерыва все те часы, в которые библиотека закрыта.
Облегченно вздохнув, Джилл предложила поехать в Сан-Франциско.
Там Майк начал читать организованно.
Однажды Джилл вернулась домой и увидела, что Майк сидит, обложившись книгами, и ничего не делает. Книг было много: Талмуд, Кама-Сутра, разные версии Библии, Книга Мертвых, Книга Мормонов, Новое Откровение (подаренное Патрицией), Коран и священные писания еще десятка религий.
– Какие проблемы, милый?
– Джилл, я не вникаю…
– («Подожди, Майк; понимание приходит после ожидания»).
– Боюсь, что ожидание ничего не даст. Я знаю, в чем дело: я марсианин, вставленный в тело неправильной формы.