А вот тут — нечто совсем другое. Джилл вернулась к началу эпизода и начала читать внимательно.
«Доктор Нельсон: Ну, мальчик, как ты себя чувствуешь? Хватит сил на разговор?
Смит: Да.
Доктор Нельсон: Тут один человек хочет с тобой побеседовать.
Пауза.
Смит: Кто? (От руки, почерком Какстона: перед каждой своей репликой Смит делает паузу).
Доктор Нельсон: Этот человек — наш великий (непонятное гортанное слово — марсианское?). Он — старейший из наших стариков. Ты будешь с ним говорить?
Смит (после очень долгой паузы): Я преисполнен счастья. Старик будет говорить, я буду слушать и расти.
Доктор Нельсон: Нет, ты не так понял! Он хочет задать тебе несколько вопросов.
Смит: Я не достоин учить старика.
Доктор Нельсон: Этого хочет старик. Ты выслушаешь его вопросы?
Смит: Да.
(Неопределенные звуки)
Доктор Нельсон: Сюда, пожалуйста. Я привел доктора Махмуда, он в соседней комнате, на случай, если потребуется переводить.»
Следующий абзац начинался словами «Новый голос». Какстон зачеркнул их и подписал: «Генеральный секретарь Дуглас!!!»
«Генеральный секретарь: А зачем он? Вы же говорили, Смит понимает по-английски.
Нельсон: Ну, как сказать… и да, и нет, ваше превосходительство. У него приличный словарный запас, но, как выражается Махмуд, он полностью лишен культурного контекста, необходимого для правильного понимания и употребления этих слов. Так что разговоры бывают довольно сумбурные.
Генеральный секретарь: Ничего, я уверен, что мы прекрасно поймем друг друга. Молодым сорванцом я исколесил автостопом всю Бразилию, а ведь в первые дни не знал ни одного португальского слова. Так что, будьте добры представить нас друг другу, а потом можете отдохнуть от нашего общества.
Нельсон: Сэр? Я бы предпочел остаться со своим пациентом.
Генеральный секретарь: Вы бы предпочли? Боюсь, мне придется настаивать. Вы уж меня извините.
Нельсон: Боюсь, мне придется настаивать. Извините, сэр, но врачебная этика…
Генеральный секретарь (прерывает его): Не забывайте, что я юрист и понимаю кое-что в медицинской юриспруденции, так что не вешайте мне лапшу насчет этой своей „врачебной этики“. Этот пациент лично выбрал вас своим лечащим врачом?
Нельсон: Ну, не то чтобы, но…
Генеральный секретарь: Да была ли у него вообще такая возможность — свободно выбрать себе врача? Сильно сомневаюсь. Он находится под опекой государства, так что я выступаю в роли ближайшего родственника de facto и, в чем вы скоро убедитесь, de jure. Я хочу поговорить с ним один на один.
Нельсон (долгая пауза; голос звучит сухо и чопорно): При такой постановке вопроса, ваше превосходительство, я считаю себя вынужденным отказаться от пациента.
Генеральный секретарь: Да что же вы, доктор, так вот сразу с бухты-барахты. Я же ни на вот столько не сомневаюсь в ваших методах лечения. Но ведь вы не стали бы мешать матери побеседовать со своим сыном один на один, ведь не стали бы? Вы что, боитесь, что я его съем?
Нельсон: Нет, но только…
Генеральный секретарь: Так в чем же тогда проблема? Бросьте, доктор, представьте нас друг другу и займемся делом. Вся эта суета может вредно отразиться на вашем пациенте.
Нельсон: Если вы так хотите, ваше превосходительство, я вас представлю. Но затем вам придется выбирать другого врача для своего… своего подопечного.
Генеральный секретарь: Я очень сожалею, доктор, что все так неловко выходит, искренне сожалею. И я не могу принять ваши слова как окончательные, мы с вами об этом еще поговорим. Ну так, будьте любезны…
Нельсон: Встаньте, пожалуйста, сюда, сэр. Сынок, это — тот самый человек, который захотел с тобой встретиться. Величайший из наших стариков.
Смит: (непонятно)
Генеральный секретарь: Что он сказал?
Нельсон: Приветствие, очень уважительное. Махмуд переводит это как „Я — всего лишь яйцо“. Ну, если и не так, то что-то в этом роде. Знак дружелюбия и уважения. Сынок, говори, пожалуйста, по-человечески.
Смит: Да.
Нельсон: Не сочтите мой последний совет за наглость, но постарайтесь говорить попроще.