От наметанного взгляда Маклаггена попытка мальчишки не укрылась. Он оценил результат. Хмыкнул: что ж, толк, возможно, и выйдет.
Сам Роби так не считал. Несмотря на хорошую память, он боялся не столько своей неспособности правильно повторить и затвердить нужные сведения, сколько того, что лорд сочтет его старания недостаточными. И как он успел за свою короткую жизнь понять, оправдания никого не интересовали, да и, как правило, возможности высказаться не было. А сейчас наказание будет не от миледи, а от самого лорда. Плети у позорного столба – это не пара оплеух слабой женской ручкой. Для себя Роби решил держаться сколько будет возможно, а наказание… Что ж, быть может, смерть будет неплохим шансом избавиться от незавидного положения и мрачно-неопределенного будущего.
***
По истечении трех недель стало ясно, что рассчитывать на скорое возвращение наследника не приходится. Верные люди донесли, что беглая жена у кузена не появлялась. Лорд стал подозревать заговор. Проверены были все, кто мог быть замешан и даже те, кто не мог, но, увы, снова ничего выяснить не удалось. На фоне расследования успехи Роби остались незамеченными, а сам он радовался тому, что занятый поисками отец не так пристально следил за манерами и поведением младшего сына.
Годрик сидел за столом и исподволь наблюдал за мальчишкой. Паршивец немного отъелся и уже не производил того удручающего впечатления, что месяц тому назад. Этому немало способствовала и одежда, перешитая и подогнанная по размеру.
Лорд побарабанил пальцами по столу: в двенадцать лет придется представлять сына ко двору. Хорошо, если удастся вернуть наследника, а если нет… думать об этом не хотелось. А ещё нужно было подать прошение о разводе на основании неверности супруги. Объявить ее сбежавшей с любовником, попросить милости у короля и развестись. Тогда, когда при поимке Каролину будут судить, то пятно не ляжет на обманутого супруга. А если найдут ее с ребенком, запросто можно будет сказать, что жена увезла младшего. И пусть тогда сошлют их обоих в какой-нибудь дальний монастырь, для омеги это наилучший выход, пожалуй.
А пока наследник не найден, нужно готовиться к посещению двора. Тем более, что его величество мог запросто нанести визит и сам, водилось за ним такое развлечение.
– С завтрашнего дня ты начнешь учиться грамоте, – счел нужным сообщить лорд. – Я пригласил отца Беорона заниматься с тобой. Надеюсь, ты проявишь должное прилежание.
– Да, отец, – произнес пораженный Роби. На такое он даже не смел рассчитывать: грамоте учили не всех отпрысков даже знатных семейств. – Благодарю, отец, – не сдержался и добавил он.
Годрик хмыкнул – ну надо же какой энтузиазм! Посмотрим, что запоет шельмец после начала уроков. Наука мало кому давалась легко.
* * *
Как ни странно, но отличающийся строгим нравом отец Беорон ученика хвалил.
– Милорд, мальчик прирожденный книгочей, – говорил он за трапезой после уроков. – Пером, правда, владеет хуже, но при должном старании научится.
Маклагген кивал, размышляя, не принять ли меры для усиления прилежания, но потом решил, что ученый муж сам справится с этой задачей. Насколько помнил сам лорд, монах был весьма строгим учителем.
Дни шли за днями, а новостей ни о супруге, ни о пропавшем сыне так и не появлялось. Лорд пресекал любые разговоры про Роберта: слуги должны были привыкнуть и даже не упоминать прискорбный случай ни между собой, ни при ком либо еще, иначе… Иначе ничего хорошего не будет.
К зиме пришел ответ на ходатайство о разводе. Король благосклонно разрешил считать брак недействительным, выражал приличествующие случаю сожаления и желал долгих лет самому лорду и его сыну. Между строк явно проскальзывало недоумение и желание прояснить ситуацию. Это означало одно: его величество не преминет прибыть в гости, как только весна подсушит дороги. Любопытство и желание вершить судьбы подданных было отличительной особенностью Аугустуса.
Годрик показал письмо Осбалду.
– Сир, мальчишку надо учить фехтовать на мечах, – вынес вердикт доверенный друг.
– Сам знаю, – раздражённо ответил лорд, – кто будет этим заниматься, вот вопрос. Мелкий он. Тощий. Недокормыш.
– Брось, – Осбалд всегда легко переходил от уважительного обращения к панибратскому, – он немного отъелся и уже не такой доходяга. Умеренная физическая нагрузка пойдет только на пользу.
– Я сказал, что заниматься с ним некому! – рявкнул Маклагген. Он прощал другу многое, но порой покровительственный тон выводил лорда из себя, – а не то, что против!
– Мой младший вполне подойдет по комплекции, – Осбалд не обратил внимания на вспышку гнева собеседника.
– Руперт? – уже спокойнее спросил лорд. – А что, он уже посвящен в рыцари?
– Третьего дня как, – хмыкнул Осбалд, – ходит гордый как павлин. Вот и займется полезным делом.
Они помолчали. Потом Годрик покачал головой: – Нет, Руперт хороший парень, но опыта обучения у него совсем нет. Не справится, – он снова помолчал, и Осбалд не рискнул лезть со своим мнением. Сурово насупленные брови лорда знающим людям говорили о многом. – Пусть уж им, как и всеми остальными, занимается старик Нотмунд.
– Надо решить вопрос с мечом.
– Терпит. Мальчишке до настоящего меча как до звезд. Да и с его ростом и слабосилием не о мечах надо думать, а скорее о джамадхаре или палаше. Рубиться наравне с остальными он, даже когда вырастет, вряд ли сможет. Его стезя колоть и метать.
Маклагген умолк. Осбалд вздохнул: увы, пристроить сына не удалось, но он хотя бы попытался. Да и честно сказать из Руперта наставник был еще тот: нетерпеливый, порывистый, в общем, не походящий. Вот если их потом в спарринг ставить… Годрик как будто прочел его мысли и, усмехаясь, произнес:
– Когда заморыш немного подучится владеть оружием, твой сын придется как раз кстати.
* * *
Роби вовсе не обрадовался перспективе учиться фехтованию, но привычно скрыл эмоции, согласно наклонив голову. Говорил он по-прежнему мало и только при необходимости. Хотя придраться к нему из-за этого было нельзя: почтительный отпрыск благородного семейства не более и не менее. Только сам Роби знал, как тяжело дается ему такое поведение. Но больше всего угнетала неизвестность. Отец Беорон возносил молитвы за здравие раба Божия Роберта, сына Годрика и требовал от Роби смирения и покорности. Тому ничего не оставалось, как изо всех сил стараться соответствовать.
– Сын мой, – говорил монах в краткие минуты отдыха, – ты обязан послужить отцу своему во благо. Тебе выпала важная миссия спасти его от позора и бесчестия. Будь достоин оказанного доверия.
– Я стараюсь, – Роби говорил чистую правду, – и я очень хочу, чтобы брат поскорее вернулся, но … что будет потом со мной?
– Все в воле милорда Годрика и Господа нашего, но я замолвлю за тебя словечко: обитель наша станет для тебя прибежищем от мирской суеты.
Роби совсем не хотелось в монастырь, но из всех возможных вариантов этот был самым приемлемым. По крайней мере, если подружиться там с братом-библиотекарем, то можно будет читать книги или даже стать переписчиком. Только бы научиться как следует управляться с непослушными перьями…
Первое занятие по фехтованию прошло совсем не так, как представлялось. Не было ни мечей, ни рапир, ни кинжалов. Мастер Нотмунд долго вертел его и так и этак, больно щупал жесткими пальцами мышцы на руках и спине, хватал за бока и, в конце концов, выдал:
– Тощщой и дохлый!
Роби замер, не зная как реагировать: за последнее время он заметно поправился и даже подрос. Как же тощий?
– Значит так! – мастер упёр указательный палец ему в грудь, – прежде чем я тебе в руки дам хоть палку, ты должен будешь отжиматься хотя бы десять раз и подтягиваться пять!
Роби понятия не имел, чем это грозит на самом деле, поэтому, как всегда, просто молча согласился. На следующий день у него ныли все мышцы, руки не поднимались, и каждое движение отдавалось болью. Ко всему прочему занятия с отцом Беороном никто и не подумал отменять, так что еще через день Роби выпороли первый раз. За недостаточное старание, как объяснил лорд.