Выбрать главу
Услышать снова музыку глухую, Увидеть отблеск райского луча И, тяжесть вдруг почувствовав живую Крыла, раскрывшегося у плеча, Поверить, что возвращена свобода И силы нерастраченной тепло, И биться вновь у замкнутого входа, Как бабочка залетная в стекло? Судьба слепа, жестока, непреложна. А крылья пленные еще дрожат…
…Я бабочку снимаю осторожно Рукой с окна и выпускаю в сад.

Как и всякий романтик, Вера Булич хочет найти слова, в которых все было бы залито светом и все объяснено. Об этом она пишет в своем «Дневнике»:

…О самом главном и неуловимом, О самом трудном, тайном и простом. Чего никак не выразить словами, Что можно лишь почувствовать порою Неясно брезжущим в душе просветом И вдруг с внезапной силой ощутить От шума сосен, от сырого ветра, Качнувшего сухой бурьян шуршащий, От потускневшего заката в небе…

Если я заметил, что Булич скромнее Смоленского, то именно потому, что она открыто сознается в своем бессилии вырваться из условий нашего бытия. Смоленский склонен намекнуть, что если одним правда это не дано, то поэт на то и поэт, чтобы у него за плечами были крылья.

Эмилия Чегринцева была до сих пор одним из украшений пражского «Скита». Ее новые «Строфы» настолько сыры и импровизационны, что не дают возможности судить о развитии или упадке ее дарования. Кстати, и это тоже одна из характерных черт нашей молодой поэзии, в особенности той, которая слагается вне Парижа!

De quoi s’agit-il? В чем дело? Прочтя первое длинное стихотворение Чегринцевой, это спросит себя всякий. Поэт вместо понятий пользуется наспех найденными иероглифами, лично ему, может быть, и ясными. Но у нас нет к ним ключа. Конечно, стихи могут жить музыкой, звуками, краской… Но если поэт пользуется понятиями, то он должен быть к ним внимательным. О чем? Где? Куда? Для чего? По какому поводу?

Душе, готовой для разлук, встречаться суждено с любовью. Ах, ворожейка, много мук, глаза цыганские и брови! Слова — волшебный плеск весла — распоряжаются вещами. Как будто нам земля мала, любимым рай мы обещаем.

О чем все это? Если просидеть над строфами Чегринцевой часа два, уловить в них кое-что, пожалуй, можно. Но стихи эти не обладают гипнотической силой, которая могла бы нас к такому сидению принудить! Они свистят, пролетают, как ветер, — и как ветер, исчезают, не оставляя в памяти почти ничего.

«Последние новости». 1938, 12 мая, № 6255.

Юрий Терапиано. Стихи Веры Булич

Из далекой Финляндии, с понятным опозданием, дошла до Парижа новая книга стихов Веры Булич <Вера Булич. «Бурелом», 3-я книга стихов. Хельсинки, 1947.>

Вера Булич — не новичок; первые ее книги — «Маятник» (1934) и «Пленный ветер» (1938) в свое время были отмечены парижской критикой, особенно «Пленный ветер», в котором Булич предстала уже как поэт вполне созревший, осознавший свою тему и вполне овладевший техникой стихосложения. Способность к композиции, точность и четкость рисунка, образов и слов, соединенные с лирическим дыханием — таково было впечатление от стихов Булич в «Пленном ветре».

Новая ее книга — «Бурелом», написанная в большей своей части в годы войны и вскоре после войны, не разочаровывает. Несмотря на все пережитое, Булич осталась поэтом и сумела преобразить в поэтические образы происходившие вокруг нее события.

В прежних стихах Булич темой ее была борьба духовного начала в человеке с материальными преградами. В «Буреломе», если не считать стихотворений первого отдела книги «Листки календаря» — стихи предвоенных лет; тема ее расширяется и углубляется, поэт созерцает страшные противоречия — войну, дело рук человека, горе, гибель, разрушение, в конфликте в дисгармонии с жизнью земли, с красотой природы, сопоставляет открывшуюся в человеке темную душу с духовной красотой мира. В третьем отделе книги, в «Верности», Булич обретает родину, чувствует ее на расстоянии, сливается с ее ритмом:

Ты приходишь ко мне издалека Невесомый эфирной волной, Голос родины, радости, рока, Голос вечной стихии родной.

В цикле «Бурелом» хочется особо отметить стихотворения «У окна», «Синий день», «В темных окнах», «В запущенном саду», «По чужой вечерней дороге», «Сирень и ласточки»:

Все в башнях, трубах небо городское Над ласточкою — музою весны. Но ей ли, быстрой, думать о покое В самозабвенном счастье вышины.

В отделе «Верность» — цикл стихотворений «Медаль за оборону Ленинграда», отрывки из которого — нижеприводимая цитата:

Здесь Пушкин проходил, и дом на Мойке Хранит в стенах его предсмертный вздох. …Безумный Герман на больничной койке, Тасуя карты, бредит: с нами Бог!

<…>

Хрустальным пламенем сияла зала, Столетья блеск впитали зеркала: Здесь музыка Чайковского звучала, Здесь славы русской радуга взошла.
Подъезд театра как пустая рама, И ветер крутит мусор и золу. Но в полночь выйдет Пиковая Дама, Пройдет по улицам в туман и мглу.
Пройдет, растает в площади пустынной, В зияньи стен разбитых пропадет, И луч прожектора иглою длинной Над памятником бронзовым скользнет.
Ты ждешь, Евгений, но не с прежним страхом, С надеждой жаркой ожидаешь ты, Что ринется одним могучим махом Чудесный конь с гранитной высоты
И по торцам столицы непокорной, В развалинах не сдавшейся врагу, Проскачет он, строитель чудотворный, Свой клич войскам бросая на бегу.

Газета «Новое русское слово». Нью-Йорк. 1949, 2 января.

Екатерина Таубер. В. Булич. «Ветви»

21-го июля с. г. в Гельсингфорсе скончалась поэтесса Вера Булич. За несколько месяцев до смерти издательство «Рифма» выпустило ее пятую книгу стихов «Ветви». Приближение смерти отразилось на этой книге итогов, раздумий трезвых и беспощадных.

Для последних стихов поэтессы характерна предельная сжатость, точность образов, законченность каждого стихотворения. Только острые выпирающие углы, только обнаженное древо жизни найдет читатель в этом сборнике, и вряд ли понравится тем, кто ищет в стихах праздничного, нарядного, игры. Но читатель взыскательный, вдумчивый будет вознагражден вполне.