Ронни, пожалуй, не ожидала увидеть столь идиллическую картину домашнего очага.
И мать, и сын при ее появлении подняли головы. Куинлан уже сменил испачканный краской костюм на футболку и джинсы. Волосы его были слегка влажными; очевидно, он тоже успел принять душ.
– Вам лучше? – участливо спросила миссис Макгир.
Куинлан молча улыбнулся, завидев ее. Ронни вдруг почувствовала себя так, словно ее выставили на посмешище. На ней были широкие штаны в желтую и голубую полоску и желтая теннисная майка примерно четырнадцатого размера, тогда как Ронни носила шестой. Брюки ни за что не удержались бы на ней, если бы на них не было ремня.
– Вы замечательно выглядите, – помолчав, заявил Куинлан, глядя ей прямо в глаза.
– Спасибо.
Она саркастически усмехнулась. Он-то был одет в подходящую по размеру одежду, наверняка свою собственную, которая хранилась на всякий случай в доме заботливой матери. Ему везет.
– Нечего ерничать, – сурово сказала ему мать, поднялась из-за стола и спросила у Ронни: – Пирога желаете? Со стаканом молока? Или вам лучше кофе?
– Спасибо, я с удовольствием поем. Пирога с молоком, если можно.
Метнув на Куинлана уничтожающий взгляд, она отодвинула стул и присела.
– Превосходное сочетание, – одобрила ее выбор миссис Макгир и сняла стеклянную крышку с блюда с пирогом.
– Благодарю вас за одежду, – сказала Ронни, обращаясь к хозяйке дома.
Та поставила перед Ронни тарелку с громадным куском пирога, залитого мороженым.
– Ну, что вы! Жаль, у нас не нашлось ничего вашего размера. – Наливая молоко в стакан, миссис Макгир неожиданно улыбнулась. – Ах, если бы мы могли есть пироги и не толстеть, хорошо бы было! Как вы считаете?
– Конечно, это было бы здорово, – вежливо согласилась Ронни и погрузила свою вилку в пирог. В ноздри ей ударил пряный запах, от которого закружилась голова. Ронни редко позволяла себе сладости, но в этот день она не находила в себе сил, чтобы противостоять искушению. – Какой красивый пирог! Знаете, я редко ем сладкое.
– Это видно, – вполголоса заметил Куинлан.
Ронни видела, что он оценивающе осматривает ее. Впрочем, она могла гордиться своей фигурой. Чтобы сохранить стройность, она старательно ограничивала себя в еде, плавала при первой возможности и трижды в неделю занималась в тренажерном зале.
Нежный пирог буквально таял во рту. Ронни даже прикрыла глаза, наслаждаясь редкостным вкусом.
– Что-то удивительное, – проговорила она, беря на вилку еще кусок.
– “Красный бархат” – слава и гордость мамы. Его нельзя забыть, раз попробовав.
Куинлан уже уничтожил половину своего куска, который был вдвое больше, чем у Ронни, и продолжал уписывать пирог. Ронни подумала: как он умудряется сохранять форму, если его часто так кормят?
Она положила в рот небольшой кусочек, смакуя его. Ронни привыкла к курятине, рыбе и салатам. Сладкий пирог оказался для нее настоящим праздником, и ей хотелось растянуть удовольствие. Она перехватила внимательный взгляд Куинлана.
– Миссис Макгир, это восхитительно, – сказала Ронни совершенно искренне. – Никогда не пробовала ничего подобного.
– Это рецепт моей бабушки. Я все еще чувствую вкус сырного крема ее пирогов. Вот это была пища богов.
Миссис Макгир поставила на стол тарелку и стакан молока для себя.
– Вряд ли пироги вашей бабушки могли быть вкуснее, – возразила Ронни.
– Кстати, я чуть не забыл. Возьмите ваш жемчуг.
Куинлан извлек из кармана джинсов серьги и ожерелье, завернутые в бумажное полотенце. Ронни поблагодарила его, развернула полотенце, положила ожерелье в карман, а серьги надела. Это не вызвало никаких затруднений, так как ее пальцы теперь опять двигались уверенно.
– Какие красивые серьги! – ахнула миссис Макгир.
Куинлан также внимательно посмотрел на жемчужины, но ничего не сказал.
– Спасибо.
Миссис Макгир улыбнулась.
– Вы тоже родом из Миссисипи? – поинтересовалась она, принимаясь за пирог. Ронни покачала головой:
– Нет, из Массачусетса. Я выросла в Бостоне.
– Ваши родные по-прежнему живут в Бостоне?
– Только отец и сестра. Другая сестра с семьей живет в Делавэре. А мама второй раз вышла замуж и переехала в Калифорнию. Так что все разлетелись кто куда.
– Так вас в семье три сестры? У нас тоже! Я, между прочим, старшая.
– А я – младшая.
Ронни с сожалением положила в рот последний кусочек пирога. Бог знает, сколько еще времени пройдет, прежде чем ей доведется поесть чего-нибудь столь же калорийного. Не один месяц, это уж точно.
– А сколько вам лет? – спросил вдруг Куинлан и как-то исподлобья посмотрел на нее.
– Двадцать девять, – ответила Ронни, не обращая внимания на неодобрительный взгляд миссис Макгир, адресованный сыну.
– Выглядите вы моложе, – заметил Куинлан. Миссис Макгир все-таки не удержалась и сделала сыну замечание, что невежливо задавать даме вопрос о возрасте, но Куинлан отмахнулся. Ронни пошла в контратаку:
– А вам, должно быть… тридцать семь.
Она догадывалась, о чем сейчас думают Куинлан и его мать: о шестидесятилетнем Льюисе, который, следовательно, более чем вдвое старше ее. Ей пришлось даже напомнить себе, что Куинлан работает на нее, а значит, она вовсе не обязана отчитываться перед ним.
– Какая точность! Вам надо было поработать прорицательницей на ярмарке. – Он улыбался так добродушно, что Ронни вдруг перестала чувствовать себя как на перекрестном допросе. – Как вы догадались?
– Очень просто, – ответила она. – Марсдену тридцать семь. Вы вместе учились в колледже. Естественно предположить, что вы с ним примерно одного возраста.
По-видимому, в ее тоне зазвучали какие-то новые нотки, потому что миссис Макгир всплеснула руками.
– Как, дорогая, неужели вам не нравится Марсден? Мне он всегда казался исключительно воспитанным молодым человеком.
– Он всегда называл маму “мэм”, – пояснил Куинлан. – И делал ей комплименты.
– Марсден сделал все, чтобы не допустить женитьбы отца на мне, – сказала Ронни, обращаясь к миссис Макгир. – Я не успела отдать должное его воспитанности.
– А с Джоанн вы ладите? А с Лорой? – быстро спросил Куинлан.
Он уже покончил с пирогом и теперь попивал кофе.
– Боюсь, они всецело на стороне Марсдена.
В первый год после свадьбы Льюиса обе его дочери вели себя с Ронни на грани грубости и не переходили эту грань только потому, что не могли себе этого позволить в присутствии отца. Время немного смягчило их, и теперь они держались всего лишь отчужденно. Впрочем, им не так уж часто доводилось видеться с молодой мачехой. Обе они жили неподалеку от Седжли, но Ронни видела их только на Пасху, в День благодарения и на Рождество. И, конечно же, в дни рождения Льюиса. Льюис родился в августе, а значит, через месяц в его поместье съедется, как всегда, куча гостей.
– Мне особенно нравилась Джоанн, – сообщила миссис Макгир. – Было время, когда…
Она вдруг осеклась, бросив взгляд на сына.
– Чего уж там, мама, выкладывай семейные тайны, – рассмеялся Куинлан. – Было время, когда я встречался с Джоанн. Мама надеялась, что у нас что-нибудь выйдет.
– Правда? – Ронни преувеличенно нежно улыбнулась ему. Чем больше ей становилось известно об отношениях Куинлана с детьми Льюиса, тем сильнее ослабевало ее недавнее абсолютное доверие к этому человеку. – Как жаль, что у вас не сложилось. Вы могли бы быть моим пасынком.
– Дико звучит, да? – беззаботно отозвался Куинлан, словно не заметив ее сарказма. – Ну и ладно. С тех пор много воды утекло. Я женился, Джоани вышла замуж. Я не вспоминал о ней семнадцать лет. Есть у нее дети?
– Да, двое. Мальчик и девочка.
– У Марсдена тоже двое. А у Лоры? – живо спросила миссис Макгир.
– У нее дочь Джилли. Ей шесть лет.
– Значит, вы, по сути дела, приходитесь им бабушкой, – подытожил Куинлан таким тоном, словно только что осознал значение этого факта и ужаснулся и развеселился одновременно. – И дети зовут вас бабушкой?
– Они называют меня Ронни, когда встречаются со мной, а это происходит нечасто, – сухо ответила Ронни. – Можете мне поверить, что жизнь нашей семьи мало напоминает телесериал.
Наступило неловкое молчание. На лбу Куинлана пролегла складка. Он явно обдумывал полученную информацию с точки зрения своих профессиональных обязанностей.