Его тело начало покрываться ледяным панцирем. Сверкающая корка с обуви перекинулась на колени, затем – на бедра. Ледяные щупальца поднимались все выше и выше, превращая живого человека в ледяную статую.
В этот момент стены и потолок кабинета неуловимо дрогнули. Сработали датчики системы безопасности, зарегистрировавшие высокий уровень магической активности в святая святых поместья. Система, созданная именно для таких случаев, незамедлительно активировала блокираторы магии. Но даже установленным здесь стационарным генераторам повышенной мощности не сразу удалось справиться с бушующей здесь ледяной стихией.
– Кхе‑кхе‑кхе‑кхе, – ни как не мог откашляться Вяземский‑младший, падая на колени. – Хр‑р‑р‑р‑р… Отец, остановись, – протягивал он руки к боярину. – Стой! Хватит!
Багровеющий от натуги патриарх медленно отступал. Блокирующее поле, накрывшее кабинет, сотрясало его тело болезненными судорогами. Дикая боль выворачивала его изнутри, заставляя терять концентрацию. Когда же все закончилось и блокираторы выключились, боярин тяжело вздохнул и без сил опустился в свое кресло.
– …Дожил до седых волос, а ума не нажил, – устало проговорил Вяземский, с презрением останавливая свой взгляд на сидевшем на полу сыне. – Ты, вообще, ничего не понял… Если император раскроет секрет Бельского, все кончится, так и не начавшись. О мятеже можно будет забыть, как о глупом сне. Он же начнет клепать магов десятками, если не сотнями. Мы просто не успеем за ними… Каждый силовой доспех обходится нам примерно в сто тысяч рублей и 120 часов рабочего времени. Еще десять – двенадцать часов требуется для обучения оператора. Дошло теперь?
Патриарх скривился. Вид хрипевшего сына, пытавшегося подняться на ноги, вызывал у него откровенное раздражение.
– …Уходи. Не доводи до греха, – он тяжело махнул рукой в сторону сына. – Вечером придешь. Сейчас видеть не хочу. Прочь.
Мужчине, наконец, удалось подняться. Прихрамывая, он поковылял к двери, которая еще была покрыта толстым слоем льда. Дверь удалось открыть лишь после сильного рывка, после которого лед с грохотом обрушился на паркет.
Боярин остался в кабинете в полном одиночестве. Сидел, откинувшись на спинку кресла и уставившись в одну точку. Недавний приступ сильно его вымотал, совсем оставив без сил. Конечности налились свинцом, давило в висках. Не лучше было и на душе. Недавние раздражение и гнев никуда не делись, а лишь немного притупили свою остроту.
– Дал же Бог наследничка. Ничего доверить нельзя, – бурчал он, продолжая злиться на сына. – Все приходится делать самому…
Он вытащил коммуникатор и набрал на нем длинную комбинацию цифр, за которой скрывался контакт одного нужного человека.
– Что нужно? – после недолгих гудков в трубке прозвучал скрипучий мужской голос.
– Хочу стребовать должок, – боярин хищно улыбнулся.
– Что нужно? – голос снова повторил свой вопрос, не изменив ни тон, ни интонацию.
– Нужен выход на Бельского. Где его дер…
– Жди, – перебил его голос и повесил трубку.
Вяземский положил коммуникатор перед собой и стал буравить его взглядом. Человек, которому он только что звонил, занимал весьма высокий пост в имперской безопасности. В свое время боярин оказал ему очень важную услугу и теперь напоминал об этом.
Звонкая трель звонка раздалась через десять минут. На экране коммуникаторе высветилась знакомая комбинация цифр.
– Бельского держат в закрытом исследовательском центре, что расположен внутри имперского медицинского госпиталя, – без всяких предисловий начал рассказывать голос. – Охрана первой категории. Доступ к нему только у двух лиц – императора и главы службы имперской безопасности.
– Значит, не подобраться, – Вяземский не удивился таким мерам безопасности, потому что и сам бы сделал так. – Вообще, никак?
Из коммуникатора некоторое время не раздавалось ни звука. Казалось, собеседник закончил разговор, но забыл прервать связь. И лишь тяжелое дыхание, доносившееся до слуха Вяземского, подсказывало, что собеседник еще был на связи.
– …Ты слишком заигрался Миша, – наконец, молчание прервалось. – Значит, все‑таки решился. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь…, ‑ некоторое время протянулось еще молчание. – Завтра ему организуют выезд на аэродром. Не ошибись…
После этого из коммуникатора начали раздаваться гудки. Вяземский взял гаджет кончиками пальцев и, как нечто опасное, со всей силы бросил в стену.
– Чистеньким хочешь остаться. Думаешь, мы испачкаемся а ты не нет… Не дождешься. Первым под нож пойдешь… А с тобой новИк придется распрощаться. Ты слишком стал много значить в этой игре.
В комнате, оборудованной специальным коммуникационным комплексом и используемой для связи с «большой землей», Алексей торчал с самого утра. Только отсюда ему разрешалось разговаривать с матерью.
– … Скажешь тоже, мам. Нормально меня здесь кормят. Не хуже чем Лизавета… Хотя ее оладушек мне явно не хватает, – улыбался он, вглядываясь в мамино лицо на коммуникаторе. – Как вспомню их, сразу же слюна во рту появляется.
Румяные, с обжаренной корочкой‑каймой и одуряющим зап‑ахом, они тут же возникли в его памяти. Рот, действительно, сразу же наполнился слюной. Словно специально, Бельская вытащила откуда‑то тарелку с этими самыми оладьями и поставила ее прямо перед камерой коммуникатора. Из‑за ее плеча показалось лицо что‑то жующей Лизаветы. Заметив парня, она замахала рукой.
– Вы прямо меня пытаете! – со смехом воскликнул Алексей, шуточно кусая свой рукав. – Мам, а с домом как? – отсмеявшись, спросил он. – Эти больше не приходили?
Оказалось, император не солгал, пообещав ему и его семье защиту в обмен на исследование магических способностей парня. Бельская рассказала, что в их доме теперь круглосуточно находилось трое сотрудников службы имперской безопасности. В самом поместье еще вчера полностью сменили систему контроля периметра, которая еще не была настроена и по этой причине несколько раз срабатывала даже на пролетающих над их садом птиц.
– А с этим…, ‑ замялся Алексей, не зная как спросить про лабораторию. – Ну, с папиными… э‑э, – он сделал паузу, многозначительно кивнув в сторону.
К счастью, Бельская сразу же поняла, о чем была речь. Ничего не говоря, она успокоительно ему кивнула. Мол, не беспокойся, все нормально. Никто ничего не нашел. Все в сохранности.
Потом он ещё что‑то спросил, мама ответила. В разговор влезла Лизавета, о чем‑то пошутив. Они снова все рассмеялась. Казалось, совсем ничего не менялось. Все они, по‑прежнему, были вместе, разговаривали, шутили. Будто бы и не было тех страшных событий, что едва не стоили им всем жизни.
Алексей тяжело вздохнул, как только подумал об этом. Неужели он едва не потерял их, ставших для него новой семьёй. Ведь, весь тот ужас из прошлой жизни мог повториться заново. Лишь при одной этой мысли мурашки побежали по спине.
Словно, чувствуя его настроение, Лизавета опять сморозила что‑то смешное. Под смех Бельской вспомнила, как около года назад Алексей до такой степени объелся оладий, что пришлось вызывать доктора. Он очень смешно изобразила, как подросток лежал на кровати и жалобно стонал.
– … Стонет жалобно, как ягненочек блеет. Тоненько так, тихо, слежу даже прошибает… А сам рукой тянется к тарелке с недоеденной оладушкой, – Бельская уже вытирала слезы батистовым платочком; видимо, терпеть больше не могла. – Представляете?! И стонет и рукой тянется. Ха‑ха‑ха…
… Из коммуникационной комнаты Алексей вышел с легкой улыбкой на лице. Слава Богу, с мамой, с Лизаветой было все хорошо. Теперь можно и возвращаться. Пусть его и дальше «пытают». Лишь бы на пользу только было.
Он шел по коридору Даже набившие оскомину лица немногочисленных спецов, что встречались ему в коридоре, уже не вызывали у него раздражение. Некоторым он даже что‑то бурчал в качестве приветствия. Те, кстати, отвечали ему тем же.
– Алексей Михайлович! Алексей Михайлович! – коридор вдруг прорезал громкий крик, в котором отчетливо звучала обеспокоенность и тревога. – Куда же вы запропастились? Я уже весь обыскался! В вашей комнате был, в спортивном зале, в бассейне. А вы, оказывается, здесь были…