К началу 1895 года ситуация стала просто тревожной. Ломавшиеся с оглушительным грохотом льдины сжимали корабль со страшной силой. Это были те самые роковые «объятия севера», раздавившие борта «Жаннетты» и погубившие другие корабли. В лихорадочной спешке экипаж перенес все предусмотренное для такого случая снаряжение и имущество на расположенную в 500 метрах ледяную возвышенность. «Фрам», зажатый по самые поручни, лег на бок. Выдержит ли крепкая дубовая обшивка корабля такое страшное давление?
5 января началось светопреставление. Беспомощные среди хаоса сваленной на лед провизии, одежды, нарт и научных приборов, окруженные испуганно воющими собаками, люди вынуждены были бессильно наблюдать, как массы льда с громоподобным треском снова и снова атакуют корабль, грозя раздавить его, как скорлупу ореха. Исход этой жуткой сцены, разыгравшейся на глазах экипажа в бледных сумерках полярной ночи, решал вопрос об их жизни и смерти. Если судно погибнет в этой титанической схватке, то им придется пройти 400 километров по льду до ближайшей земли. Да и будет ли это спасением? Кто может предсказать? Перед их глазами была судьба группы Де-Лонга.
Внезапно стало тише. Казалось, будто силы льда иссякли… Прочный корпус корабля пришел в движение и, невредимый, снова занял исходное положение. Отчаяние людей сменилось бурным ликованием: их славный корабль выдержал ледовое крещение…
На следующий день определили местонахождение судна, оно оказалось рекордным — 83° 24' с. ш. Но, с другой стороны, стало очевидно: если не наступит решительной перемены, то дрейф пронесет их в нескольких сотнях километров южнее полюса. Однако Нансен предусмотрел и такую возможность. Хотя ему было всего 32 года, он обладал уже солидным полярным опытом. Ведь семь лет назад с несколькими спутниками, в том числе и с Отто Свердрупом, он первым пересек Гренландию. Тогда Нансен пришел к убеждению, что этот самый большой остров нашей планеты покрыт сплошным льдом толщиной от двух до трех тысяч метров. В подходящий момент Нансен решил, что ему лучше всего оставить судно и добраться до полюса по льду. Разве путешествие через всю Гренландию на санях и лыжах не было подготовкой к этому решающему марш-броску?
Сопровождать его должен был лейтенант Иогансен.
Два смельчака были экипированы самым тщательным образом. У них в числе прочего были нарты с собачьими упряжками, лыжи и два каяка: в случае нужды они могли бы на обратном пути добраться до Шпицбергена по открытой воде.
Это было невероятно смелым предприятием! Тем не менее особых шансов на то, что Нансен и его спутник первыми в истории дойдут до полюса, не было. Ведь «Фрам» находился всего на 84° с. ш.
Впрочем, с другой стороны, ни одна экспедиция не располагала таким далеко выдвинутым вперед форпостом.
После нескольких разведочных вылазок 14 марта 1895 года настал, наконец, день расставания с «Фрамом». Сопровождаемые салютом из ружей и винтовок, оба норвежца двинулись навстречу своему великому подвигу. Но пусть дневник Нансена — этот несравненный документ человеческой преданности науке — сам расскажет о том, как протекала их отчаянная схватка с природой.
14 марта. «Итак, мы отправились навстречу Безмолвию. Впереди простирались большие пространства ровного льда, и поэтому мы, все больше удаляясь от товарищей, быстро продвигались в Неизвестность, где нам двоим и собакам предстоят долгие месяцы одиночества. Нам часто встречались торосистые и неровные льды, где нарты приходилось подталкивать, а иногда и тащить волоком. Не раз они опрокидывались, и тогда немалых трудов стоило снова поставить их на полозья. Порядком измученные всей этой работой, мы сделали, наконец, в 6 часов вечера привал, пройдя за этот день всего девять километров. Не на такие дневные переходы я рассчитывал…»
20 марта. «Чудесная погода для езды на санях; великолепный закат, но холодновато, особенно по ночам в спальном мешке (температура держалась от —41° до —42° С). Лед, чем дальше вперед мы идем, становится как будто все ровнее; местами кажется даже, что едешь по материковому льду Гренландии. Если так и дальше пойдет, это будет не экспедиция, а увеселительная прогулка… Единственная неприятная вещь — холод. Одежда наша к концу дневного перехода все больше походит на ледяной панцирь, а ночью на компресс…»