— Эх, позагорать бы сейчас.
— Давай, — Виктор немного оживился, — раздевайся. Подставь тело ультрафиолету….
— Ага! Жди! — она фыркнула, потом погрустнела, — тут разве позагораешь? Сразу толпа мужиков набежит, будут пялиться. На речку бы.
— На речку надо, — согласился Виктор, — с удочкой посидеть, рыбки половить. Рыбалка, говорят, восстанавливает нервную систему.
— Что-то ты раньше про нервную систему не вспоминал, — Майя захихикала, — да, дед? На молодой женился, а теперь и страдаешь? Оно конечно, что же еще такому старому и беззубому делать? — Потом сделалась серьезной, спросила. — Что там твоя? Давно письма были?
— На той неделе.
— Недавно, — Майя обхватила коленки руками и задумчиво посмотрела вдаль. — А чего ты злой такой с утра был? Палыч на тебя мужикам жаловался…
— Попался под руку не вовремя, — отмахнулся Виктор, — бывает.
— Человека обидел, — девушка снова посмотрела на него и в глазах у нее плескалась ехидство. Впрочем, как Виктор уже успел убедиться, угадать настроение Майи по выражению лица получалось довольно редко.
— Его обидишь, как же. Там шкура такая, что бронебойный застрянет.
— В полку, где я служила раньше, — она принялась рвать желтые цветы одуванчиков, — летчик техника застрелил. Там какая-то неисправность в небе выявилась, я не помню точно. Так он сел и убил его. Летчика потом судили, в штрафбат отправили… Ты в штрафбате еще не был?
— Тю на тебя, — Виктор засмеялся, — я Палыча уважаю. К тому же у меня пистолет не заряжен.
— Кстати, а почему?
— Вот все тебе надо знать, — отмахнулся он. — Зачем? Решила после войны мою биографию написать? Дело нужное, опять же на хлебушек хватит.
— А нравятся мне женатые – захихикала она, — вот и интересуюсь.
— Так это запросто, — засмеялся уже он, — приходи вечером на сеновал и у тебя будет уникальный шанс узнать меня очень близко.
— Больно надо, — Майя поднялась, бросив на землю недоплетеный венок из одуванчиков. — Руки уже стер, что ли? Так ты Палыча попроси, он тебе приспособу сделает. — Она быстро ушла, не дав ему ответить. Этот раунд остался за ней.
Виктор глядел ей вслед и улыбался. Обмен подколками с Майей давно стал его любимым развлечением. Он как-то незаметно сдружился с этой малопонятной девушкой, хотя у них почти ничего не было общего. У нее был злой, острый язык, взрывной характер и она была полной противоположностью флегматичному Саблину. Однако общаться с ней ему было интересно, и видимо это было взаимно. Они и общались на любые темы, постоянно стараясь уколоть собеседника. Иванов подобрался тихо, перепугав.
— Чего разлегся? — сказал он, заставив Виктора подскочить от неожиданности, — давай, собирай наших. Бензин подвезли. Сейчас заправимся и домой.
На миллеровском аэродроме кипела работа, люди сновали как муравьи и кубометры земли меняли свое местоположение. К сидящим здесь истребителям "подселили" полк ночных бомбардировщиков и ради этого аэродром наконец-то удосужились прикрыть зенитками. Теперь их тонкие длинные стволы угрожали небу, торча на пустыре, за новой стоянкой для штурмовиков. Все это и послужило столь масштабному перелопачиванию земли – зенитчики отрывали огневые позиции, ходы сообщения, служба БАО вместе с новоприбывшими, мастерила новые капониры и землянки для штурмового полка. Несомненным плюсом от такого соседства уже стало то, что на аэродроме число девушек в военной форме существенно увеличилось.
У КП в новенькой, с иголочки, форме толпилось с полдюжины младших лейтенантов… Судя по их пришибленно-восторженному виду, это были новички, впервые оказавшиеся на фронте. На остальных они таращились со смесью уважения и некоторой опаски. Из штабной землянки выскочил Лешка Соломин, увидев Виктора, заранее улыбаясь, направился навстречу.
— Здорова, турист! Как откатались? — спросил он, протягивая руку.
— Привет. Та никак. Ни одного немца в небе не увидели, — отмахнулся Саблин. — Зря бензин пожгли. Эти тоже, — он показал в сторону еще не укрытых штурмовиков, — молодцы. Куда бомбы кидали – хрен его знает. Олени!
— И то хлеб, — Лешка улыбнулся и понизил голос. — Болтали, что по аэродромам не только вы работали. Позавчера "пешки" ходили на Сталино, их прикрывали "Яки" из семьдесят третьего гвардейского. Так их "мессера" прихватили.
— Ну так и что гвардейцы?
— Хреново гвардейцы… Комполка потеряли, Героя Советского Союза.
— Офигеть! — удивился Виктор. — А у нас чисто было, ни одного гада не встретили. Кстати, а что это за клоуны у КП окопались?
— А это, Витя, краса и гордость ВВС, — Соломин грустно засмеялся, — наше пополнение.
— Лешка, — Саблин вновь посмотрел на группу худых и тонкошеих младлеев, — это не сон, не? Вот же счастье… они как будто из голодного края сбежали.
— Лейтенанта Саблина к командиру! — посыльный прервал их беседу.
Шубин был не на КП, а в своей землянке. Землянка у командира полка была на зависть хороша: просторная, светлая, обшитая фанерой, разделенная крепкой перегородкой на две части. Вторая часть – она же спальня, была за постоянно закрытой дверью, это было царство Галки.
Шубин сидел за столом и имел вид самый недобрый. Перед ним лежали папки с личными делами, а в помещении витал заметный запах перегара. Слева от входа, на лавке, развалился незнакомый горбоносый лейтенант с аккуратными усиками на бледном лице. Командир кивнул на приветствие Виктора и глазами показал садиться. Потом он принялся нервно постукивать пальцами по столу, что-то обдумывая.
— Ларин, вы свободны, — наконец сказал он. Лейтенант вышел, и Виктору показалось, что запах перегара с его уходом стал куда как слабее.
— Видал, какой гусь, — сказал Шубин Виктору, — прислали на нашу голову. — И пояснил. — Племянник начальника отдела кадров нашей армии. На фронт ему захотелось, мать его, тута, так. До этого в ПВО под Ярославлем служил.
— Ночник? — спросил Виктор.
— Да ни хрена он не ночник, — вздохнул Шубин, — зато гонору выше крыши и дядя… Но не в этом дело, а в том, что его к нам на звено хотят поставить. Эх, надо было тебя, тута, на курсы отправить. Ладно…
— Какие курсы, Дмитрий Михайлович!
— Простые курсы, — буркнул Шубин, — только чего уж, поздно, тута. По-другому сделаем, — он снова забарабанил пальцами.
— Вот что, — сказал он, — завтра в девять утра проведешь учебный бой с этим, — командир показал глазами на дверь, — и чтобы его побил. Ясно?
— Ясно, — сказал Виктор, хотя сам еще ничего не понял.
— Не ясно, тута, — повысил голос командир, — а чтобы железно побил. Что хочешь делай. У тебя же мотор недавно меняли, так?
— Меняли. На той неделе. Только теперь после вылета весь фонарь в масле.
— Это ерунда, — Шубин слегка повеселел, — с новым двигателем управишься. На вертикали с ним попробуй, вряд ли он умеет на ней драться. Ну и голову включай, тута, — он пробарабанил по столешнице какую-то замысловатую дробь и прищурился размышляя.
— Так… прилетит в восемь, пока то да се. Потом завтрак. В девять или в полдевятого? Лучше в девять. Чтоб над аэродромом. Двух зайцев стрельнуть? — Командир бормотал это глядя в никуда, потом встрепенулся. — Все. Решено, тута. Завтра у тебя тренировочный полет с твоим Рябченко, тута. Полетаешь, разомнешься. А потом в девять учебный бой с Лариным. И смотри мне, если проиграешь – парашют, тута, съешь.
Виктор слегка ошалел. Зачем командиру все это нужно, он так и не понял.
— Теперь второе! — Шубин важно поднял вверх указательный палец. — Дело нужное и в чем-то, тута, полезное. Новеньких, думаю, уже видел, да? Пополнение, мать его етить. Прямо из ЗАПа, — командир скривился, словно проглотил нечто невообразимо кислое, — сосунки в общем. Ни хера не умеют, ни хера не могут, зато уже офицеры… Говно… Но, раз Родина, тута, приказала, то будем лепить из говна летчиков.