Я сначала не понял для чего он так вильнул, но подумав, сообразил в чем причина манёвра. Если посмотреть сверху, получалось, что предполагая наш маршрут, преследователи поехали сразу к цели, намереваясь перехватить нас, когда мы вдоволь напетляемся по степи. А мы, по задумке Леонида, уйдём в противоположную сторону, и выйдем к реке гораздо дальше, двигаясь по большой дуге. Главное чтобы соляры хватило.
Проехав еще какое-то время в прежнем режиме, кураж с нашего рулевого спал, и он сбавил до сорока миль, или, по нашему, до шестидесяти километров.
Разом стихли и ветер, и Витьковский мат. Только девчонка продолжала сжиматься и всхлипывать.
А когда остановились, заехав на холм, невысокий, но достаточный чтобы осмотреться, я встал на подножку, и развернувшись, зацепился за крышу машины.
Сколько хватает глаз, никакого движения.
— Вроде оторвались...
— Васёк... Слышь? Не поверишь, пельменей хочу!.. — обнимая руль, тихо прошептал Леонид.
— Да ну тебя... какие, в африку, пельмени... — отмахнулся я.
— Самые обычные. — продолжал он шептать. — С уксусом, можно с майонезиком, да хоть бы и так, просто в горшочке. Чудно бы как было... Э-эх...
Пельмени, это, конечно, хорошо. Но чтобы осуществить его мечту, нам ещё ехать и ехать, а он вон чего, поспать вздумал.
Спустившись обратно, я закинул автомат назад, и толкнув напарника в плечо, предложил поменяться местами.
Но Леонид ничего не ответил, и безвольно выпустив руль, откинулся назад.
— Ты чего это, Лёнь? — во мне всё сжалось от нехорошего предчувствия.
Открытые глаза и застывшая на лице улыбка. Сколько раз за это время я видел как умирают люди, но сейчас ничего этого видеть не хотел.
— Да хорош придуриваться... Э-эй... Ты чего?..
Ещё на что-то надеясь, я вышел, обошел машину, и открыл водительскую дверь.
Весь порог, часть кресла и коврик были пропитаны кровью. Леонид не дышал.
Невозможно описать того что я пережил за эти мгновения. Казалось, что тот миг, когда едва тлеющая надежда гаснет под напором реальности, растянулся на годы. Я стоял и просто тупо смотрел на своего друга, своего мёртвого друга, и отказывался верить в его смерть.
****
Похоронили Леонида прямо на холме.
Вырыли неглубокую могилу в каменистом грунте, настелили туда травы, и осторожно опустив его туда, засыпали землёй. Говорить не хотелось. Были бы здесь кто-то из наших, тогда, может, и нашлись бы слова. Но для пацанов, и тем более для девочки, он был не более чем случайным человеком, и всё что я хотел ему сказать, проговорил про себя, пока копал могилу. Он же умер, а значит поймёт.
За то время что я был знаком с ним, за те дни, недели и месяцы проведённые в этом жестоком мире, я не припомню чтобы он на что-то жаловался. Матерился, когда припекало, это да, этого не отнять. По мелочи бывало, — спина болит, или ещё чего. Но чтобы реально, в минуты опасности, которых только за последние дни было хоть отбавляй, тут никогда. Более того, чем хуже ситуация, тем он бодрее. Даже сейчас, поймав пулю в печень, он и не пикнул, продолжая увозить нас от погони.
Мне вообще везло на людей. Аня, — жена моя, дядя Саша, — старый матерщинник, Олег, Андрюха, Василич, Сергей Алексеевич. Да всех и не перечислишь, ведь жизнь, она хоть и короткая, но, в то же время, очень длинная. Не зря говорят, — жизнь прожить, не поле перейти.
Вот и Лёня, сложись всё иначе, может и не свело бы нас в «одном окопе». И будь у меня выбор — вернуться назад, в свой мир и своё время, и никогда не встретить всех этих людей, или оставить всё как есть, наверное, я бы оставил.
Да и сам мир, тот, когда-то привычный, он уже не был для меня родным. Да, здесь всё сложно, а местами и страшно. Тут нет цивилизации, тут вода из реки, туалет на улице. Нет газа, бензина на заправке, ровно как и самих заправок, нет интернета, нет электричества, и вообще, практически, ничего нет. А ещё здесь стреляют, здесь под каждым кустом можно на неприятности нарваться, а то и смерть свою найти. Но с другой стороны, — здесь мой дом, здесь мои близкие, моя жизнь. Может она и неправильная, не такая как мечталось когда-то, но зато она настоящая, и менять её на что-то другое я не собираюсь.
Глава 16
Ехали молча. Саня как мог стёр кровь с водительского сиденья, и сам сел за руль. Я на пассажирское, а девочку определили на заднее, рядом с охающим и ахающим Витьком.
После похорон Леонида она уже не смотрела на нас волком, и даже доела остатки запечённой с утра рыбы.