«Дорогой Иван Хримов! По настоянию знакомого прочитала Вашу повесть. Она мне очень-очень понравилась. Мне было интересно. Я много смеялась, а однажды даже всплакнула. Считаю, что Вы очень хороший писатель, может быть, один из лучших, если рассматривать первую половину XXI века. Таково мое субъективное мнение. Я буду благодарна, если Вы ответите на ряд интересующих меня вопросов. Начну с самого интригующего. В каком году Вы закончили работу над повестью «Глобализация в мозгах Семена Рыкова»? Ваша фанатка Нина».
Странное это было письмо. Во-первых, Нина не написала, какую именно мою повесть она прочитала. Во-вторых, довольно глупо было читать про первую половину XXI века, когда на дворе всего лишь 2015 год. В-третьих, мне не понравилось упоминание о «Глобализации в мозгах Семена Рыкова». Текст не был опубликован, в Интернет его не выставляли, с рукописью были ознакомлены от силы человек десять, не больше. Представить, что моими друзьями делались копии текста, а затем распространялись направо и налево, при всем желании не могу. Не страдаю манией величия. Уверен, что даже те десять человек, которые в свое время читали «Глобализацию», давно уже забыли о ее существовании. То, что кто-то помнит об этом тексте, поистине новость, достойная удивления!
В ответном письме я поблагодарил таинственную Нину за теплые слова. Назвал дату написания «Глобализации» и заверил, что постараюсь и впредь радовать своих немногочисленных поклонников новыми текстами.
Вечером я получил еще одно сообщение. На этот раз от Пугачева. Честно говоря, не сразу вспомнил, кто это. Но потом сообразил, что Пугачев — литератор, потрясший на последней презентации мое воображение заявлением о сокращении поголовья людей. Насколько помнится, это было его первое письмо, адресованное мне.
«Привет, Хримов! Пару дней тому назад я обнаружил у вас способности к философии. Не спрашивайте, как это мне удалось. Не помню. Да это и неважно. Не сочтите за труд и ответьте на вопрос: «Имеет ли право гуманист не уметь стрелять»? А теперь к прозе жизни. Насколько мне известно, в издательстве «Пятое измерение» лежит ваша рукопись. Г-н Пермяков просит заинтересованных авторов завтра в час дня подойти в редакцию. На собрание или, как говорят наши более удачливые сограждане, на стрелку. С наилучшими пожеланиями, Пугачев».
Вот так письмо. Этот Пугачев, оказывается, забавный мужик. Если бы он сообразил, что и тексты свои он должен писать так, как пишет письма, ему бы цены не было. Но нет, тексты он, понятное дело, не пишет — он сочиняет рассказы, повести и романы. Боится, наверное, что пострадает любимая его сердцу «художественность». Он считает себя большим или, бери выше, — крупным писателем, а потому без «художественности» ему никак нельзя обойтись. А «художественность» — это, конечно, вставлять в свои сочинения словесные изыски: «взмахнуть ребрами рук» или «поскрести скрипучими ногтями горку лысины». И прочее, и прочее...
Вопрос, впрочем, он задал по-настоящему интересный.
Имеет ли право гуманист не уметь стрелять?
Тут не письмо, тут целую книжищу написать надобно. Для начала хорошо бы сообразить, кто такие эти самые гуманисты? Предположим, что гуманистами следует считать адептов гуманизма. Как там у Камю... «Как и все люди — они думали о себе, то есть были в этом смысле гуманистами: они не верили в бич божий». Однако. Но продолжим. Они добры, отзывчивы, противники насилия и истинные ценители людей. Уже не точно, поскольку жалостливые и сердобольные люди поселились в наших широтах задолго до того, как объявился этот самый гуманизм. Сейчас таких в гуманисты записывают без лишних разговоров. Но это, конечно, типичная подтасовка. Получается, ответить на вопрос Пугачева можно, только определив, что такое гуманизм. Каков он на вкус? Полезен или так себе? О, здесь только начни рассуждать, сразу погрязнешь в деталях. Я решил ответить по возможности кратко, честно говоря, мне не хотелось залезать в философские дебри.
«Привет. Получил от Вас хорошее письмо, так я называю послания, которые заставляют задуматься. Отвечаю: если гуманизм предполагает стрельбу во имя добра и торжества справедливости, то, вне всяких сомнений, умение стрелять обязательно. Замечу только, что справедливость — одна из самых гадких вещей, известных мне. По-моему, борьба за справедливость редко обходится без стрельбы. Войны, революции, геноциды, ограбления банков, бытовые убийства и прочие изыски страдающих комплексом неполноценности людей обычно не обходятся без упоминания о справедливости. Если это так, то, господа гуманисты, пожалуйте на стрельбище.