Мария подошла к дивану, чтобы повернуть спящего мужа, и вдруг увидела у него под боком пистолет, который, очевидно, выпал из пиджака.
Замерла: «Откуда? Где он его взял?! Зачем?»
Потом испугалась еще сильней: «На кого это он держит? Неужели на Петра? Да кто знает, в кого пульнет с пьяных глаз?!»
Неумело и осторожно взяла пистолет за ствол. Парабеллум оттягивал руку холодным тяжелым весом.
Чепиков люто заскрежетал зубами. Мария вздрогнула. Удушливая волна обиды захлестнула ее: за что ей такая судьба — и хромота, и муж старый, пьяница, и без материнского счастья… Словно кем-то проклята ее жизнь!..
Неожиданно пришла мысль: выстрелить и покончить сразу со всем. Господь уже давно ждет ее… Но все же она осторожно опустила руку с пистолетом, подумала: «Выбросить в реку?» И снова сомнение: «Проснется Иван, увидит, что нет пистолета… Беды не оберешься!»
Завернув парабеллум в платочек, она огляделась. Посмотрела на старый сундук, в который складывала разное тряпье, подошла к нему, подняла крышку и засунула пистолет на самое дно.
Постояла какое-то время неподвижно, не закрывая сундука и краем глаза следя за мужем. Чепиков продолжал тяжело сопеть. Тогда она опустила крышку и быстро отошла от сундука.
Вернулась к своей машинке, снова села за нее, взяла платье и начала вытягивать наметку.
Все валилось из рук, и Мария поняла, что сегодня платье не дошьет. Пистолет был спрятан, но у нее все равно бегали по спине мурашки…
Прошло еще какое-то время. Чепиков задышал ровнее, — видимо, кошмары перестали терзать его, и он заснул спокойнее; глубокие морщины на лице немного разгладились, и оно стало умиротворенным. Страх у Марии проходил, и теперь ей стало жалко мужа. И мысли обрели другое, нежели до сих пор, направление.
Вспомнилось, каким был Иван несколько лет тому назад: подтянутый и быстрый; казалось, совсем не чувствовал ни своих лет, ни ранений. Словно выплывшая белая лилия, возникло из глуби воспоминаний влюбленное лицо Ивана, взгляд, всегда устремленный к ней.
В ту пору, когда она почувствовала к нему влечение, ей очень хотелось быть красивой. С отчаянием всматривалась в большое поцарапанное зеркало в шкафу, изучая свою немного перекошенную от постоянной хромоты фигуру. Ее всегда печальные серые глаза постепенно стали радостно блестеть и приятно украшали неяркое продолговатое лицо. Возникла даже злость на мать, которая запустила болезнь, не лечила дочку. Со временем, правда, поняла, что в этом была повинна война. Но и после войны жилось нелегко.
Была благодарна Чепикову за его любовь, понимала, что чувства его не от жалости, а настоящие. Вспомнились первые дни их семейной жизни — как Иван носил ей цветы в больницу, как любил разговаривать с ней, как берег, не разрешал делать тяжелую работу.
Мария встала, осторожно подняла руку Ивана, которая снова упала на пол, уложила ее удобнее на диван.
Чепиков повернулся, что-то пробормотал. Ей даже показалось, что он улыбнулся, — наверное, снился хороший сон.
Мария подумала, что судьба и обошла ее, и приголубила: и калекой сделала, и замуж за хорошего человека отдала. Тогда она считала, что ей посчастливилось: хоть и не за молодого пошла, но достался человек, который ее любит и которого она полюбила. Сколько жила с ним, ни разу не укорил хромотой, стала даже забывать о своей беде… Может, и сама виновата, что быстро миновали в их жизни светлые дни.
Мария опустилась на диван у ног мужа, продолжая перебирать в памяти свою жизнь и стараясь понять, с чего повелись нелады в семье.
Шаг за шагом припоминала: мертвый ребенок, врачи, утраченные надежды и наново обретенная вера.
Эту веру дал ей брат во Христе Петро. Научил молиться, открыл ей глаза и душу для бога. Брат Петро пожелал очистить от зла и душу Ивана, но тот отказался от благодати.
Марии вспомнилось, как она приносила домой разные книжечки, которые давал ей брат Петро. Но муж не только не хотел читать, но и смеялся над ними, и выбрасывал вон. И пошли ссоры.
Долго не верилось, что они становятся чужими. Еще надеялась, что стычки мужа с ней и с матерью, враждебность Ивана к брату Петру, весь тот ужас, среди которого жила, — тяжелый сон. Так больше всего казалось ей по утрам, когда после ночного забытья не сразу приходила в себя. Но потом она словно просыпалась вторично, и это возвращение к действительности было тяжелее обычной физической слабости не отдохнувшего за ночь тела…
В чем ее вина, что так у них вышло с Иваном? Нет ее вины, и отречется она от скотской близости, будет жить с ним теперь названой сестрой, а не женой.