Эла открыл информаторий, решив немного поучиться. Хотя к юности старшие проявляли известное снисхождение, учитывая бури чувств и желаний, разрывающие организм, Эла в большинстве случаев к занятиям относился серьезно. Он уединился в пещере — искусственный разум, управлявший кораблем, сомкнул вокруг него стены. Эла выбрал мягкую подсветку сквозь вкрапления льда.
Он листал фразы, скользящие по граням дымчатых ледяных призм и матовых сталактитов, и блики от сияющих глаз метались по пещере. Поглощенный занятием, он не заметил, как и стены раздвинулись, и интерьер изменился, повинуясь желанию гостя.
— Нихшш?
Эла привстал, проморгался от света. Вокруг простирались дюны, а они сидели на небольшой террасе, на которую накатывали пылевые смерчи. Теплое светило ласкало, не жарило и готовилось уйти за горизонт.
— Не против, что я выбрала более интимную обстановку?
Нихшш, Сестра Нихшш, усмехнулась и пересела поближе. Эла был не очень доволен ее приходом. Что бы это значило? Время совместных игр давно прошло, и теперь у них разные пути: у него к Матерям, у Нихшш и других Сестер — к Отцам. Единовзращенные всегда разделены судьбой. Никогда отпрыски одного поколения не сходятся в смерче единых желаний и надежд на будущее.
— Что ты хочешь? — Он понимал, что негоже вести разговор одними вопросами, но — о чем они могли говорить? Интересы у них были разными. Эла занимался изучением работы энергетических установок, а Ниххш — медициной и навигацией.
— Как тебе Мать Тиашш? — вытягиваясь и щуря глаза, спросила Сестра. — Ты уже был с ней? Она тебя выделяет, это заметно.
— Какая тебе разница… — ответил Эла, отчего-то смущаясь. — Это наше дело…
Нихшш улыбнулась, и одежда на ее теле растворилась. Эла моргнул от неожиданности. Он, как и многие мальчики, в свое время задумывался о том, почему им так нравятся Матери, а Сестры почему-то совсем не так. И он не мог понять, почему они так нравятся Отцам. Возможно, он просто не дорос до понимания?..
Хотя в обнаженной Сестре тоже было что-то волнующее… особенно если учесть, как он изнывает от неудовлетворенного желания к Матери Тиашш.
— Неприлично, Нихшш, зачем ты разделась… А если кто-нибудь войдет?
Сестра засмеялась.
— Ты действительно не хочешшш? — Ногти девушки коснулись, поцарапывая кожу. Голос стал волнующим, шелестящим, скребущим. Юноша отдернулся, и от вспышки глаз заметались блики. — Ты не хочешшш узнать, каково быть с женшшшиной?
— Что ты делаешь?!
Она откатилась на край террасы и стала глядеть на уходящий в глубину каньон:
— Играю с тобой, глупышшш. Разве только Матерям можно это? Они имеют власть и возмошшшность захапать под свои острые когти любую тонкую шшшкурку молоденького мальчика… Но это несправедливо… нешшшправедливо…
Голос Сестры становился все интимнее, он манил, возбуждал и вызывал мурашки, как звук скребка по граниту.
— Что за чушь ты говоришь… — неуверенно сказал Эла. — Наши яйца росли вместе…
— Яйца! Яйца! У вас, дураков, один ответ — яйца! — презрительно сказала Нихшш. — Ничто не мешает любить друг другу детям одного поколения, кроме глупых старых традиций, которые на руку только Матерям. Иначе кто бы дал им царапать свою кожу?! «Старшшшие учат младшшших!» — передразнила она. — Не бойся, наши потомки не будут выродками — не только для порождения яиц, Эла, создаются пары. Для удовольствия… Иди ко мне, Эла, я покажу, как надо делать… Я старшшше тебя, я умею…
Эла застыл, с ужасом и сладким страхом глядя на приближающуюся Сестру. На четвереньках, с изогнутой спиной, она походила на хищную самку с планеты бескрайних степей или заснеженных плато. Гибкое тело отражало свет, а когти, царапая камень, производили скрежещущий звук, продирая до кожи и рождая вожделение.
— Нихшш, — прошептал он, но вместо богатого обертонами шелеста из горла вырвался хриплый свист.
Когти Сестры издавали звук, неприличный до дрожи. Шероховатый камень отвечал на скрежет появлением борозд, и песчинки бежали по позвоночнику. Родилось желание, противоестественное и невозможное.
…Лежа в истоме, полузасыпанные теплым песком, с иссеченной кожей, они глядели на садящееся искусственное светило.
— Хочешь увидеть настоящее? — спросил Эла. — Я хочу. Скоро мы будем на Вожделении…
— Еще одна глупость, еще одна традиция! — зло сказала Сестра. — Они наелись путешествий, они повидали сотни миров, они хотят вернуться. А мы, значит, родились, чтобы навечно осесть в одном мире, пусть самом прекрасном во вселенной?!