Вначале оно было не осязаемо, не материально, не понято до конца. Но с каждым днем, необыкновенно жаркого лета 41 года, сельчане, как и все советские люди, стали отчетливее осознавать степень опасности надвигающейся коричневой чумы, масштабы колоссальных последствий для человеческих судеб.
  — Так, девочки, еще, еще чуть подвинули... Шура! Шура! Крепче держи за край, Кате пальцы отдавим. Несем, несем. Еще. Еще. Клава, не зевай. Быстрей открой дверь.... Так, передохнули... —
  Огромный дедовский сундук, оббитый по краям железными углами, почти вся женская половина дотащила до сарая. Акулина задумала его закопать. Позже, спрятать ценную одежду и утварь, подальше от немецких глаз.
 — Добро, добро дети. Отдохнули? Принимаемся за работу. Клава, сбегай за водой. Живо. Парит. Шура, бери лопату, пойдем со мной,— покрикивала на девочек Акулина.
 — Почему я, мама? Пусть, Катя, копает. Она говорила, что у нее руки чешутся до работы. Возьми, Катька, мою лопату,— Шура хотела передать нехитрое орудие труда средней сестре.
 — Ах ты, лентяйка!— зыкнула Акулина.— Не смей. Катя тебя заменит, когда ты устанешь. Пошли в сарай.
 В ветхом хлеву подворья, с покосившейся соломенной крышей, рядом с коровой Полинушкой, долгое время стоял жеребец Пашка. Он был любимец многодетной семьи и незаменим в работе. Кодхоз выделил Пашку при жизни хозяина дома Семена Дедушкина. Но, в июле, потянулись через поселок, отступающие части и Пашку реквизировали в пользу Красной Армии. Как не причитала Акулина, чтобы оставили жеребчика, приказ старшего политрука был суров: -Реквизировать!
 Когда Ауклина зашла в сарай, нехитрая конская утварь, висевшая в углу на гвоздях, сразу напомнили о недавней стычке с артиллеристами. Закололо в сердце. Лицо исказилось болью. От отчаяния присела на сундук.
 — Угомонитесь, женщина! Немцы за Днепром! Скоро здесь будут! Нам нечем орудие тащить,— решительно убеждал тогда Акулину старший политрук, оттаскивая от четырех копытного кормильца.
 -Не дам!— голосила вдова. — На моих плечах пятеро детей. Как мне жить? Ироды! Куда вы бежите? Кто будет защищать?
 В этот момент, возле матери, находилась Шура. Она как завороженная смотрела на Пашку. Когда здоровый рыжий красноармеец, стал Пашку уводить, девочка как кошка накинулась на красноармейца и вцепилась в руку зубами.
 — Ах ты, паскуда!— зарычал артиллерист. С остервенениеми отбросил одиннадцати летнюю Шуру. Та больно ударилась о поленницу дров, заревела.
 Услышав плач и визг Шуры, Катя и Клава выбежали из дома. Стали на защиту. Они набросились с кулачками на рыжего красноармейца. Лупили бойца куда попади.
 — Стоять!— взревел старший политрук. — Расстреляю всех! Кто сделает хоть шаг,— и, выхватив револьвер с кобуры, выстрелил в воздух.
 Девочки остолбенели, замолчали. Шура тряслась в истерике.
 -Люди...! Помогите! — заголосила Акулина, кинулась к воротам на улицу. Кто был рядом из сельчан, мгновенно пропали. Соседка Абрамиха ехидно заметила: — Вот 'табе' и большаки,— и переваливаясь из стороны в сторону, словно утка, двинулась домой.
 — Кривошеин! — зарычал красный политрук. — Что стоишь? Выводи жеребца. Сбор батареи у Хатовни. Танки вот-вот будут...
 — Мама, уже глубоко? Хватит копать?— оторвала Акулину от навеявших воспоминаний дочь.
 — Хватит, говоришь? — мать посмотрела в яму.— Хорошо, пусть хватит. Поверю в твою арифметику. — Катя, лезь в ямку, подравняй по краям и будем прятать сундук.— Акулина вновь стала деятельной.
 Катя, как белочка, запрыгнула в неглубокую яму и принялась выгребать землю, перемешанную с конским навозом.
 — Фу, как воняет! — пропищала Клава, принеся кружку с водой.— Мама, возьми, попей.
 — Спасибо, Клавочка.
 — Жалко, Пашку. Он был сильный. Мне улыбался. Где он сейчас, мама? -Девочка, вдруг вспомнила о жеребце, наблюдая за работой Кати.
 — Где? Съели красноармейцы Пашку, Клавочка. Они были голодные и тощие, — сострила мать, не щадя детских душ. Рот саркатически дернулся. Перед ее глазами вновь появилась на мгновенье картина схватки с рыжим артиллеристом и яростным политруком. — Катя, вылезай с ямы, — Акулина поднялась с сундука. — Будем 'хавать' наши 'пажитки'.
 -Бог в помощь, Акулина! — вдруг, как гром среди ясного неба, раздался голос Абрамихи. Соседка незаметно подкралась к сараю и давно наблюдала за возней Дедушкиных. — Что меня не позвала, Акулина? Дети, вон, надрываются. Колька мой, в один миг припрятал бы твое барахло.