— Свининки бы, — напомнил гость, отваливаясь от блюда, на котором ничего, кроме обглоданных костей не осталось.
— Свинью уже палят, — сообщила одна из поварих. — Для начала будут кровяные колбасы, расстегаи с потрошками и холодец с хреном.
— С хреном — это хорошо, — заметил загуменник. — У меня этого хрена вокруг баньки страсть, сколько растёт, ешь — не хочу. Только ведь голимым хреном стомах не набьёшь, мясца надо.
Впервые незваный гость посмотрел на сотрапезника с подозрением, но привычки брать себе порцию побольше не оставил.
Умявши гору жареной свинины, гость сипло объявил:
— Прогул во пиру! Чего-нибудь лёгонького покушать.
— Прогул, так прогул, — загуменник был на всё согласен. — Давай-ка нам, братец, редьки с квасом, мочёных яблок, небось, с прошлого года остались, плюшек с маком…
— Чёрен мак, да бояре едят, — подтвердил гость.
— …а к ним яблочной смоквы, вели поискать по погребам, должно, сохранилась у кого, а на запивку сыты и сливового узвара. Да пряничков подай имбирных.
— Имбирных по нашему убожеству не водится. Наши пряники аржаные с патокой.
— Что с тобой делать, волоки с патокой. Да подумай, чем будешь потчевать основательным, после прогула.
Странно было слышать подобные распоряжения от загуменника, которого прежде и за человека не считали. А теперь, надо же, уселся за панский стол и командует.
После прогула в ход пошла ячневая каша со шкварками и пшённый кулёш с куриными пупками. Сами куры, числом десять штук уже скворчали на противне.
— Наконец, кашки дали, — радовался загуменник, — а то без каши в еде основательности нет, то ли ел, то ли так сидел. Конечно, гречишная каша была, но это как бы и не каша. В былые времена гречишными крупами люди не питались, а только скотину кармливали. Ещё бы толоконца дали, так и совсем ладно было бы.
Неприметно разговор переходил к мужику, а незваный гость больше сидел, отдуваясь, лишь сипел на всякое блюдо:
— Давай, и побольше.
Нашлось и толокно, а за ним малосольные огурчики с конопляным соком.
— Гриб да огурец в животе не жилец, — выговорил гость и громко рыгнул.
И тут подошло время блинов. Во всех дворах уже дымили таганки, и хозяйки ворочали тяжёлые чугунные сковороды, выпекая блины: простые, и с припёком, и кружевные на кислом молоке. Тарели и подносы со стопками блинов двинулись на площадь, где длилось пиршество.
Богатеи вкушают блины с икрой, паюсной и зернистой, с балыком и другими дорогущими наедками. А наш брат, крестьянство, даже зажиточное, радуется, коли удаётся полить стопку блинов коровьим маслом или намазать блин мёдом.
Мёд в сотах и откачанный в обливных горшочках, масло комками, как оно отпахталось мутовкой, или топлёное — в глиняных мисочках, всё было принесено и ждало едоков. Пирующие хватали разом по пять блинов, макали в масло, мёд, сметану, которой малость оставалось после жарки карасей. Богатым было село. Нищим оно станет после сегодняшнего пира.
— Ещё оладушки будут с толчёной клюквой, — сообщил напарнику тощий.
— В чём у них с блинами разница?
— Блин пекут на сухой сковороде, а маслят потом, маслом чухонским али сметанным. А оладьи не пекут, их жарят на постном масле. Льняное или конопляное масла не годятся, они слабить начнут. Нужно подсолнечное. Маслобойка в селе есть, подсолнечник сеют. Не на семечки же, столько не перелузгаешь. Значит, есть маслице, а за ним будут и оладушки.
— Для меня разницы нет. Что в лоб, что по лбу. Вали кулём, в брюхе перемешается.
— Ой, смотрите, ваше аппетитство, блин — пища чижолая, как бы вреда не приключилось с перееду.
Как бы в подтверждение своих слов, загуменник притянул новую стопку блинов, ухватил немалую пясть, обортал в меду, принялся жевать, роняя янтарные капли на подёвку.
Незваный гость тоже придвинул тарель, скатал в трубку с полдюжины блинов, обмакнул в сметану, сунул в пасть и вдруг замер, не дожевав.
— Что это с вами приключилось? — спросил загуменник. — Никак накушались?
— Ещё давай! — прочавкал гость набитым ртом. — Ватрушек не вижу, кулебяки, творожников. Оладьи давай — и побольше! Хай утроба треснет!
В брюхе жрущего глухо затрещало, словно взорвался заряд с картечью, из-под халата часто закапало, глаза гостя остекленели, вся фигура обмякла. Недожёванный блин языком сполз на бороду. Так оно и бывает: у нормальных людей первый блин комом, а у обжоры — последний.
— Ай! — воскликнул загуменник. — Шкода-то какая! Никак у бедолаги брюхо расселось. Накаркал на свою голову. Но могуч дядя, до последнего жрал, остановиться не мог. Однако, по-моему, вышло, я его переел. А почему так получилось? Гость ваш жадный, а я — голодный. Голод завсегда жадность переест. Хоть книги святые раскройте, там написано: тощие коровы тучных поприели, а голодными остались. Тучный гость обещал меня сглотнуть и костей не сплюнуть, да не вышло. Видно мне придётся обещания выполнять.