– Или это из-за нас, или… – я попытался всмотреться в темень вокруг, – за нами идут.
– Только если они по воздуху летят. Бесшумно невозможно. Тихо ходить по лесу и мы умеем, но бесшумно никак!
– А мы разве сейчас шумим? – удивился я.
– Так я же стараюсь потише…
– Ты не понял меня. Мох под нами, вот и тихо. Так и у преследователей такой же мох. Вот их и не слышно. Одна надежда, что без фонарей они идти испугаются.
– Да уж, я-то уже здесь был, вот и иду пока. А как они могут? Не, думаю, все проще. Живности на болоте нет, потому как место гиблое, да еще и людьми пахнет.
– Может, – я вздохнул и вновь кашлянул, – ты и прав.
Было страшно и странно как-то. Тишина, я едва ли не впервые, как попал сюда, слышу такую тишину. Бывал уже не раз и в лесах, и в полях. Эх, да где я уже только ни был за это время. Легче сказать, сколько я в городе дней провел, чем в лесах. Но нигде не было такой тишины. Самое подходящее слово – мертвая.
Олега и еще одного бойца мы нашли вскоре. Оба спали. С Мельником было непонятно, то ли спит, то ли в отключке. По словам Веревкина, у Олега было тяжелое ранение в голову, вон, лежит, а головы почти не видно. Замотан весь как мумия.
Несмотря на май месяц, было холодно. Да мы еще и мокрые все, как выдры. Плюнув уже на всю конспирацию, тем более, если не от ран, так от холода я точно сдохну вскоре, я попросил развести костер. Дров тут было не найти, болото, да и темнота как-то не сильно этому способствовали. Но Валера быстренько пошуршал вокруг нашего лежбища и чего-то насобирал. Пару раз треснул особенно сильно, видимо сухостой ломал.
– А спички-то тю-тю… – развел руками Веревкин. Мне хоть и было его плохо видно, но я разглядел. Глаза понемногу привыкали к полной темноте, очертания человека видно.
– У меня зажигалка в кармане, только, наверное, тоже сырая. Хотя она немецкая, вроде как плотно закрывается. Посмотри, – я хлопнул себя по карману на груди. Точнее, карман был внутренним, но располагался он именно на груди.
Валера быстро достал зажигалку и, зачем-то встряхнув ее, высек искру. Видно было, что огонь у нас, скорее всего, будет. Еще пару минут повозившись с ветками и мхом, напарник все же разжег небольшой костерок. Свет больно резанул по глазам, и ночное зрение сразу пропало. Ну и шут с ним, только бы тепло стало. Мох, который Веревкин приготовил для розжига, оказался более сырым, чем мы думали, только дым от него, поэтому костровой начал зажигать тонкие веточки, которых, к нашей радости, было много. Спустя пять-семь минут у нас наконец что-то получилось. Валера начал добавлять веточки потолще, а они занимались от небольшого огня все веселее.
– Ой, зря, – выдохнул мой друг, когда огонь уже устойчиво горел, а меня подтащили поближе к нему.
– По хрену, – неопределенно качнул головой я. – Я уже готов был в болоте утонуть, а ты костром меня напугать решил?
– Не костром, а теми, кто на него притащиться могут.
– Спасибо, кстати, что вытащил. В голове уже звенело, захлебнулся бы.
– Я видел, как тебя бросили. Ждал только, пока хоть чуток отойдут. Хорошо, что не всплыл сразу, они чуток постояли и ушли. А я ползком к тебе. Боялся еще в воду лезть, не знал же, что там не засасывает. Как нащупал тебя, так и вытянул.
– Я и говорю, спасибо, – протянул я руку другу, но тотчас ее опустил. Сил так и не было.
Проснулся боец, что остался одним из выживших партизан. Сначала испугался, чуть не закричал. Это на него и костер подействовал, да и мой видок. Ему что-то приснилось, проснулся, говорит, а тут огонь, думал, его сейчас жечь будут. Посмеялись, правда я недолго. В придачу к общей слабости и боли во всем теле пришла головная боль. Башка просто гудела, как пустой чугунок, готовая лопнуть. Как же мне плохо-то! И ведь никто не пожалеет… Ладно, сам себя любимого буду жалеть, что еще остается.
От новой вспышки боли, или от общей усталости, но я вновь провалился в небытие. Очнулся, укрытый какой-то хламидой вместе в Валеркой, разглядел, потому как уже светало. Рядовой боец, что сидел перед костром сейчас, бодрствовал. Оказалось, сев к костру, он отправил Веревкина спать и укрыл своей шинелью.
– Не холодно? – спросил я тихонько, боясь напугать бойца.
– Ой, товарищ старший лейтенант, вы очнулись? – вздрогнул все же боец и вскочил.
– Лейтенанты на фронте, а мы в жопе. Андрей я. Как тебя?
– Леша, – неловко опустился на пятую точку боец и тут же поправился: – Рядовой Матросов. Алексей.
– Ты вот что, Лешка, перестань тянуться. Устав дело хорошее, да только где армия, а где мы. Все понял?
– Да, – вновь кивнул парнишка. Молодой он совсем. Едва ли больше восемнадцати.