Выбрать главу

- Сейчас… - я обрадовался и собрался тут же смерцать к Лине домой.

- Эй-эй! Только не сейчас, скороход ты мой. Это ты там без дела слоняешься по лесам целыми днями. А у меня дела, обязанности, работа… Короче, давай завтра вечером. Я пораньше приду, романтику какую-нибудь устроим, раз тебе без нее не в кайф. Тогда и прилетай. Только, прошу любезно, не появляйся больше между мной и теликом, как в прошлый раз. А то я чуть не обделалась, честное слово… Где-нибудь на кухне или в углу комнаты появляйся, что ли…

- Мы завтра встретимся?!

- О, понятливый… Да, завтра. Вечером. Вечер, это когда солнце уже не светит. Понятно?…

- Да.

- Вот и ладненько. Тогда пока, котяра мой лесной! Буду ждать с нетерпением…

Голос пропал. И сразу тихая светлая грусть пришла на место радости. Но я был счастлив! Главное не думать о том, что… Ощущать грусть от того, что голос пропал, и настала разлука с любимой, переживать недавний разговор и отголоски радости, предвкушать встречу… Главное не думать. Просто переживать и ощущать. Не думать…

* * *

Мы гуляли с Уэдом и Даной у реки. То садились и смотрели на воду, а то ходили по песчаному берегу и разговаривали. Нам всем троим нравилось слушать журчание воды, поэтому говорили в основном молча, несмотря на то, что последнее время из-за частых встреч с любимой, я и с друзьями то и дело начинал общаться вслух…

Уэд больше не уговаривал меня забыть о Лине и не говорил о жалости. Они с Даной смирились и приняли мой выбор, и теперь называли Лину "твоя любимая", и говорили о ней, как о людице.

Сначала мне очень нравилось это, но потом я сам стал напоминать друзьям, что моя любовь не совсем нормальная, потому что иначе не получалось говорить о том, что меня по-настоящему волновало. А с друзьями нельзя говорить о том, что тебя не волнует. Ведь разговор сразу становится формальным, пустым, и тогда лучше уж молчать…

Я, как обычно, рассказывал о наших отношениях, о свиданиях в городе. О том, что они частые, но непродолжительные. И оставляют неясную тоску. Причем, не любовную, а какую-то темную, злую тоску…

И вдруг Уэд прервал меня голосом:

- Слушай, я давно хотел спросить, но ждал подходящего момента. Конечно, мы друзья, и я мог бы давно спросить, но для некоторых вещей необходимо найти подходящее время. После твоего очередного рассказа…

"Говори уж нормально, - улыбнулся я. - А то ты вслух так выражаешься… Хотя, может, я привык только к одному голосу, поэтому меня всегда смешит, когда кто-то из друзей пытается вслух…"

"Ладно, я вот выслушал очередной рассказ о твоей встрече с любимой, и решил, что пора. Заметь, какие ваши свидания похожие. Такое ощущение, что эмоции только с твоей стороны, хотя мне это не понятно. Ведь ты же с их точки зрения не любишь, а имитируешь их любовь. Значит, это у нее должны быть любовные эмоции, раз она любит, пусть и по-своему…"

"У нее есть эмоции! - попытался я защитить Лину. - Просто они у гордейцев почти не проявляются, они механические…"

"Эх, не понимаю я! Ну да тебе виднее. Но все равно послушай, что я давно хотел тебе сказать: ты ее любишь по ихнему, стараешься для нее, всю энциклопедию Ауиниоана изучил, но тебе не кажется, что справедливо было бы… - Уэд притих, словно подбирая формы мыслям, - чтобы и она попробовала любить, как любят люди!…"

"Любовь выше справедливости! - возмутился я. - Если я начну считать, что она мне что-то должна, потому что я ее люблю, то какая это любовь?! С точки зрения справедливости, ты наверное прав, и ей бы тоже надо было попробовать полюбить меня, но с точки зрения любви, она мне ничего не должна за мою любовь!"

"Ты прав… - грустно согласился Уэд. - Но, может быть, она бы и хотела, просто не знает об этом".

"Как можно хотеть того, о чем не знаешь?"

"Очень даже можно! Помнишь, манганолу?…"

"О, мой любимый фрукт! - Мне тут же захотелось впиться зубами в сочный, красно-оранжевый плод.

"А еще год назад ты о нем не знал, но ведь тоже хотел, как хочешь сейчас. Я тебе его показал, и твое желание манганолы с незнанием этого желания, сменилось нормальным желанием…"

"Я понимаю, что ты хочешь сказать, но трудность в том, что даже если Лина захочет попробовать полюбить, как люди, у нее не получится. Она даже говорить не умеет по-настоящему, что уж говорить о другом!…"

Мы грустно замолчали…

"Ребята, знаете, что я подумала…" - вдруг раздался голос Даны.

До этого она в разговор не вмешивалась, хотя и слушала, - я отчетливо чувствовал ее внимательное присутствие. Дана сидела и бросала камешки в реку, а теперь перестала. И посмотрела на нас. Мы повернулись.

"Чтобы желать манганолу, надо сначала о ней узнать, а потом увидеть. И даже если плод висит так высоко, что не допрыгнуть, все равно его надо увидеть, прежде чем попытаться сорвать… Твоя Лина не способна попробовать человеческую любовь, но пусть она на нее хотя бы посмотрит… А, любимый, как думаешь?… Если она придет на наше озеро? Все равно у нас пока толком не получается, так хоть она посмотрит…"

"Я не против, пусть приходит, конечно". - Уэд пожал плечами, немного погрустнев от слов-напоминаний о неудачах.

"Даже не знаю… - я задумался. - Кажется, что это неправильно - показывать что-то ценное и важное кому-то, кто все равно не сможет это попробовать… Словно дразнимся…"

"Может быть, - согласилась Дана. - Но мое женское чутье говорит, что в данном случае это будет правильно. Смотри сам. Как бы ни получилось, хуже не будет. По крайней мере, у нас темы для общения появятся интереснее, а не одна твоя однообразная тоска, от которой скоро и нам тошно станет…"

Дана, как и все женщины, бывала острой на язык… В такие моменты я иногда думал: "Может и хорошо, что моя любимая не умеет разговаривать?…"

* * *

"…А вообще, Дана очень добрая и хорошая, - думал я вечером, готовясь смерцать к любимой. - И она даже больше беспокоится о наших с Линой отношениях, чем Уэд. Вернее, не больше, а по-другому, по-женски. Я даже не очень улавливаю, как именно она беспокоится, от чего кажется, что "просто больше".

Она видит, что у нас не все в порядке, и раздражается, что ничего нельзя сделать. Ну, людица, что с нее возьмешь. Они чувствительнее переживают. Иногда так сильно, что внешне им приходится маскироваться, скрывая одно за другим. Вон, как утром, она сказала обидные слова, но лишь для того, чтобы заслонить свою боль от того, что мы с Линой никогда не сможем закружиться в любовном танце над зеркальной гладью озера. Я успел уловить этот образ у нее внутри, прежде чем она закрылась, а потому почти не обиделся…