Этим утром Ингу выглядел совершенно лишившимся сил. Он почти упал в руки Тремэна и едва смог запечатлеть на запястье Розы почтительный, но невнятный поцелуй.
— Мадам, — выдохнул он наконец, — я прибыл за вами. У вашей кузины большое горе, и она просит вас приехать. Флора крайне нуждается в вашей заботе…
— Боже мой! — воскликнула мадам де Варанвиль, думая, что догадывается, в чем дело. — Ее супруг не…
— Нет. Благодаря Господу наш друг Бугенвиль вполне здоров, но для него это тоже жестокий удар. Речь идет об их втором сыне, Армане…
И адвокат рассказал о драме, произошедшей в замке де Суисн. Несколько дней назад тело шестнадцатилетнего подростка обнаружили в пруду имения, но никто точно не знал, что случилось. По официальной версии, Арман потерял равновесие во время рыбалки и упал в воду. В пруду действительно плавала небольшая лодчонка.
— Но Бугенвили подозревают, что дело, быть может, в несчастной любви. — Обычно холодные глаза Жозефа наполнились слезами.
Роза вскрикнула от ужаса и боли:
— Этот ребенок сам… Нет! Невозможно!
— К несчастью, эта версия вполне вероятна, и мадам де Бугенвиль буквально убита горем. Отчаяние доводит ее почти до безумия, и муж не знает, как ее успокоить. Он не перестает повторять, что это несчастный случай, запретил кому бы то ни было в доме говорить об обратном. Арман — жертва несчастного случая, и точка.
Это утверждение позволило похоронить его по-христиански: тело утопленника осталось в Суисне, а сердце в небольшой урне захоронили на древнем кладбище Святого Петра на Монмартре в семейном склепе Бугенвилей, кладбище было вновь открыто в прошлом году.[6]
— Мадам де Бугенвиль, — вздохнув, закончил свой рассказ адвокат, — нуждается в женской поддержке. Вокруг нее одни мужчины! Из-за погоды сейчас, конечно, не самое приятное время для путешествий, но приближается Рождество, и адмирал по-настоящему обеспокоен. Армана больше нет в живых, как-то мадам де Бугенвиль переживет Рождество без него…
— Первое Рождество под звон колоколов спустя столько лет, — задумчиво сказала Роза. — Этот Бонапарт, подписав Конкордат с Римом, вернул нам священников и колокола. И теперь они будут звонить отходную по этому ребенку? Вы правы, моя бедная Флора так любила этот праздник. Вы правильно сделали, что приехали за мной. Я постараюсь послезавтра же выехать дилижансом в Париж. А вы за эти два дня немного отдохнете, ведь вы поедете со мной?
— Конечно… Я не очень навязчив?
— Разумно ли это? — вмешался Гийом. — А как вы поступите со своими домашними? Не хотите ли поручить мне приглядеть за вашими дочерьми?
— У вас и своих проблем достаточно. Спасибо, Гийом, я отправлю их в Шантелу. Моя тетя их обожает и будет рада принять. А Фелисьен прекрасно справится с хозяйством без меня.
Роза была уже мысленно поглощена предотъездными хлопотами, и Гийом решил оставить ее в покое. Сердце Розы, преисполненное любви, торопилось излить ее всю, до дна, на несчастную кузину Флору, безутешную мать. Вероятно, она подумала и о том, что в Париже сможет прижать к груди и обнять сына, своего Александра, но в этом Роза вряд ли призналась бы, наверняка сочтя, что при подобных обстоятельствах материнский эгоизм неуместен. Мадам де Варанвиль гордилась своим сыном, во-первых, потому, что он был очарователен, а во-вторых, потому, что обладал светлой головой, способностями и желанием учиться. Как и у любого ребенка из знатной семьи, у Александра сначала был домашний учитель, месье Эрбе, но ему было всего лишь двадцать пять лет и его призвали в армию. Во времена Террора детям мадам де Варанвиль помогала в учебе бывшая монахиня-бенедиктинка из аббатства Девы-Марии-Заступницы в Валони. Звали ее Мари-Габриэль де Манвиль, и была она крестницей мадам де Шантелу. В 1792 году аббатство разогнали, и Мари-Габриэль нашла приют в Варанвиле. Она была прекрасно образована и без труда заменила месье Эрбе, занялась она и обучением двух дочерей Розы: Виктории и Амелии.
А Александр уже год жил в Париже у мадам де Бароден, сестры Бугенвиля, вместе со старшим сыном адмирала Гиацинтом. Адмирал узнал о необыкновенных способностях племянника и уговорил Розу отправить его в Париж. Благодаря своему положению в научном мире и своим связям — он был членом Академии наук с 26 февраля 1795 года — Бугенвиль устроил сначала сына, а затем молодого Варанвиля в только что открывшуюся Политехническую школу, учрежденную Конвентом в 1794 году по настоянию Монжа и Карно[7] под названием «Центральная школа общественных работ» и переименованную на следующий год в Политехническую. Занятия проходили в особняке де Лассэ, неподалеку от Бурбонского дворца.[8]
6
Это кладбище, состоящее в основном из огромных могил, было закрыто в 1791 году из-за переполненности. Небольшое по площади, оно было вновь открыто только для индивидуальных захоронений. Кладбище принадлежало ранее аббатству Монмартра и в 1791 году было вновь ему передано.
7
Несмотря на то, что времена Конвента были отмечены небывалым террором, в те же годы были созданы, кроме Политехнической школы, Национальная музыкальная консерватория, Музеум, Консерватория искусств и ремесел, Эколь Нормаль (Педагогический институт), Школа военных медиков, музей Лувра и Французский институт. Речь, конечно же, идет о термидорианском Конвенте…
8
Политехническая школа оставалась там вплоть до 1805 года, после чего Наполеон перевел ее в бывший Наваррский коллеж, расположенный на горе Сен-Женевьев.