Выбрать главу

Старик тяжело опустился на стоящую поблизости лавку. Хотя его ум был так же остер как в сорок, но тело в последнее время стало подводить. И тяжести уже не потаскаешь, и долго на ногах не постоишь. Годы, годы… и, глядя на обелиск, невольно лезут в голову те события, которые развернулись в NERV пятнадцать лет назад.

Перед глазами вихрем проносятся вспышки выстрелов — это когда начался штурм. Тогда оружие выдали всем, кто знал, с какого конца браться за автомат. Но несколько десятков были далеко не самым страшным. На Токио‑3 просто сбросили несколько N2-бомб, которые пробили скорлупу Геофронта, после чего отработали по образовавшейся бреши реактивными установками залпового огня. Хорошо укрепленной штаб–квартире, которую прикрывали своими непонятными АТ-полями четыре Евы, это не повредило, но именно тогда погибли мирные граждане, которые просто не успели покинуть город.

Эвакуация, да. Цуруми благодарил небеса и ад за то, что его надоумили вывести гражданских за тридцатикилометровую зону, иначе жертв было бы в десятки раз больше. Потому что после артподготовки начался подлинный ад.

Несмотря на то, что он был главой службы безопасности, но достаточных уровней допуска у него не было, и он не знал, чем были те девять омерзительных крылатых тварей, которые явились с небес, вооруженные странными двуручными мечами. Зато он знал, что они упорно не желали умирать, когда Евангелионы рвали и кромсали их на куски. Он знал, что когда из подземелий само по себе вырвалось исполинское сорокаметровое красное копье, которое схватил Модуль‑00, перевес оказался не на стороне противника. Он знал, что в тот момент, когда крылатые твари атаковали NERV война, которую затеяли их хозяева, SEELE, была мгновенно ими проиграна. Все члены Комитета Содействия Человечеству были убиты с интервалом менее чем в минуту сразу после того, как отдали приказ о штурме токийского филиала. Кто стоял за этой операцией, так и осталось загадкой, но косвенный улики указывали на частную военную компанию, принадлежавшую американскому миллиардеру Стефану Эллисону. Который, по странному стечению обстоятельств, был найден у себя в кабинете с пистолетом в руке и дырой в черепе.

И еще, в отличие от всех спецслужб и правительств, Цуруми Ватару знал, кто был катализатором этих событий, и кому человечество было обязано самым дорогим подарком из всех мыслимых — будущим. С толикой стыда он сознавал, что старческая память не удержала лица человека по имени Александр Ларкин, но он хорошо помнил ощущение, испытанное им в тот день.

Евангелионы, Ангелы — они огромны и сильны, они ужасны по своей сути. Но должно ли человеку вызывать ужас столь же сверхъестественный и благоговение столь же всеобъемлющее? А в том, что перед ним был именно человек, Цуруми не сомневался. То, что называют боевым духом, пламенем души, свойственно лишь людям. И только человек может пустить себе пулю в сердце, что бы избежать плена, презрительно улыбаясь в лицо врагу.

Старик извлек из кармана пальто небольшую книжку. Сборник сочинений русского поэта Михаила Лермонтова, в довольно неплохом переводе. Хотя Цуруми органически не переваривал все русское еще со времен работы в разведке, но эту книгу все–таки решил десять лет назад купить для ознакомления. И прочитанное потрясло его. Со страниц лились не просто стихи, не просто поэмы — но гимн. Скорбный и торжественный гимн Человеку, осмелившемуся бросить вызов небесам.

"Я тот, чей взор надежду губит,

Едва надежда расцветет.

Я тот, кого никто не любит,

И все живущее клянет".

Старик снова закрыл глаза, позволяя воспоминаниям затопить сознание. Вот Командующий Икари вскидывает руку, заслоняясь стеной золотого мерцания от пуль штурмовиков.

Вот пилот Модуля‑00, обнаженная, но при это не вызывающая ни грамма похоти, стоит посреди Нижней Догмы и рассматривает распятое на исполинском кресте странное белое существо.

Вот рядом с ней на коленях стоит Ларкин и пьет из сложенных рук оранжевую жидкость с запахом крови.

Вот он же стоит над лежащим ничком Икари, держа его на прицеле. И золотое мерцание не спасает.

— Не рушь наши надежды, — в голосе Командующего сквозит мольба.

— Я караю не за надежды, — голос Ларкина в этот миг способен заморозить Ад. — Я караю за дела.

Вот гремит выстрел. И выпущенная Ларкином пуля замирает в сантиметре от лица Икари.

— Не надо, — эти слова произносит пилот Модуля‑00. — Кровь тут не поможет.

— Раньше надо было думать, — но пистолет он все–таки убирает.