- Предлагаю пару часов покемарить, прежде чем дальше двигать. – Объявил он, потирая спину. – А то из нас сейчас бойцы никакие.
Неугомонный Наждак, с рекордной скоростью уписав две банки тушенки и батон хлеба, полез рыться в стоящих вдоль стены шкафах. На пол полетела пара толстых одеял, серая от грязи подушка, полотенце. Затем Коля выудил картонную папку с тесемочками и здоровенную амбарную книгу.
- Есть желающие полистать? – спросил он.
- Сюда тащи. – Сразу же отозвался Литерный и спросил – Рита, тебе интересно?
Проводница подошла и села рядом. Она успела причесаться, выглядела расслабленной и посвежевшей, от нее приятно пахло какими-то травами. Синие потертые джинсы обрисовывали стройные, довольно мускулистые ноги. Как у большинства рыжих, у нее была очень белая кожа, сейчас кажущаяся снежно-белой в вырезе зеленой футболки. Девушка напомнила Литерному хрупкую фарфоровую куклу. Когда-то, в пятом классе, бравый капитан был влюблен в девочку Катю из параллельного. Будучи удостоен приглашения домой к предмету своего обожания, он собрался открыть ей свою душу. Но, рассказывая какую-то ужасно смешную (с его точки зрения) историю, пылкий влюбленный так размахивал руками, что сшиб с полки хрустальную вазочку вместе с прислоненной к ней куклой. Это оказалась страшно дорогая, коллекционная кукла, привезенная девочке в подарок из-за границы. Пока безутешная пассия рыдала над осколками фарфора, будущий капитан военсталов покаянно рассматривал белоснежные обломки. Кукла, действительно, была очень красивой. Была. Пока суровая действительность в лице разухабистого влюбленного пятиклассника не оборвала существование красоты одним взмахом руки. Тогда Миша в первый раз понял, что красоту легко разрушить. И пообещал себе беречь все, что легко разбивается. Чтобы девочки никогда не плакали так горько и безутешно. Сейчас, глядя на фарфоровую кожу этой странной уставшей девчонки, на голубые ручейки вен у нее на шее, он проглотил комок, застрявший в горле, и понял, что эту куклу не даст разбить никому.
Книга оказалось журналом дежурств. «Смену сдал – смену принял, без происшествий». Первая запись была датирована 2008 годом.
- Ты смотри, это они даже после второго взрыва здесь колдовали! – удивился Литерный.
- Я думаю, что не «даже», а «благодаря». – Ответила Рита. – До второго взрыва никаких особенных мутаций в зоне не водилось. Жили обычные звери, расплодились в больших количествах. Без людей им вольготно было. Даже краснокнижные размножались. Были еще люди, самоселы. Старики, в основном. Те, кто не захотел родные места бросать и вернулся после принудительной эвакуации. Все мутанты, которые рождались, были нежизнеспособны. Телята там с двумя головами, или поросята с пятью ногами. Они не выживали и, уж точно, ни в кровососов, ни в зомби не превращались. Это все уже потом началось…
Литерный прочел последнюю запись, сделанную весной 2010 года и подписанную неким Виктором Потетней.
«Ощутил сильное землетрясение. На вверенном участке повреждений не обнаружено. Из-за двери в лабораторию слышал неясный шум, громкий стук. Связи с лабораторией нет. Два транспорта своевременно не приняты, стоят на путях. Получил приказ об эвакуации. Отбываю вместе с биоматериалами».
- Так вот, значит, в чем дело…- задумчиво сказал Круглов. – Наверное, из-за землетрясения несколько детишек этих Франкенштейнов и вырвались на свободу.
- Да, и первое, что они сделали – порешили своих создателей. – Заметил Штеф. – Абсолютные человеконенавистники.
- Ну разумеется. Назовите кто-нибудь хоть одну причину, по которой они должны нас любить. – Предложила Ритка.
- Короче: за что боролись, на то и напоролись. – Подвел итог дискуссии Груздь.
Закрыв журнал, Литерный развязал тесемки на картонной папке. В ней оказался стандартный набор пожелтевших бумажек: акты противопожарной безопасности, правила охраны труда, еще какая-то мура. Ни печатей, ни штампов, только подписи.
- А вот это уже интересно! – Он извлек на свет «План эвакуации при пожаре».
Линии, начерченные по линейке синей шариковой ручкой, порядочно поблекли. Сам план был прост до идиотизма: от прямоугольничка, подписанного «Помещение дежурных», в две стороны расходились стрелки. Та, что поворачивала налево, упиралась в прямоугольник с лаконичным названием «Лаборатория». Вторая тянулась направо вдоль тоннеля, насквозь проходила довольно крупный кружок «Пункт контроля», затем прерывалась вертикальной волнистой линией, и уже в конце листа указывала на большой квадрат, подписанный «Клиника».
- Вот черт! – воскликнул подошедший Круглов. – Расстояния не указаны, масштаба нет. Ближайший выход может быть где угодно, хоть в Мавзолее.
- Если план хоть немного соответствует истине, можно приблизительно прикинуть. – Задумался Литерный. – От двери мы прошли метров пятьсот. Значит… - он потыкал пальцами в чертеж. – Где-то километра через три – этот самый «Пункт контроля». А выход получается вообще черт знает где! – Огорченно воскликнул он, указывая на вертикальную линию. В том числе и в Мавзолее. Я бы не удивился.
Тут в их разговор обертоном вклинился заливистый храп Груздя. Натерпевшийся за день, накачанный лекарствами, наевшийся и пригревшийся, Степа отключился.
- О, как он прав! – патетически воздел руку к потолку Литерный и крякнул от боли, волной прокатившейся по спине.
Сидевшая рядом проводница протянула ему пластиковую банку с каким-то кремом, на вид явно самодельным.
- Тут аптечная мазь, кое-какие травы, плюс некоторые разработки наших ученых на основе артефактов. – Объяснила она в ответ на его вопросительный взгляд. – От растяжений и ушибов – очень рекомендую. – Это Рита адресовала уже Лаве, которая заинтересованно уставилась на баночку. Военсталкерша явно была настроена как можно скорее и качественнее привести в надлежащий вид ненаглядного Стасика.
- Хм-хм…- усмехнулся Литерный. – Если Унтера попрошу мне спинку потереть, в свете последнего анекдота могут неправильно понять. Может, посодействуешь инвалиду? – подмигнул он, протягивая баночку обратно.
- Ох, и жук ты, Мишаня…ох, и жучила… - завистливо покачал головой Круглов, глядя как Ритка, улыбаясь, отвинчивает крышку.
- Не, ну че за дела! – обиженно пробасил Наждак. – Я тут, выходит, самый здоровый, что ли? Ни тебе пирожков, ни массажа, ни фига…
- Дурной ты, Колян, сплюнь теперь три раза! И вообще - давайте-ка на боковую. – Ответил ему Круглов и тоном ниже заметил: - Все-таки от женщин в походе ничего хорошего не жди…
- Кто дежурит первым? – спросила Лава.
- Никто. – Ответила Ритка, – Маргоша за всех дежурит, волноваться не о чем.
Литерный млел, чувствуя, как под маленькими, но оказавшимися удивительно сильными руками девушки по спине разливается тепло. Мягкая согревающая волна растворила боль и принесла благословенный покой. Ее пальцы находили в его теле узлы, связанные из жгучих болевых нитей, и аккуратно распутывали их, оставляя лишь ощущение приятного покалывания. Последнее, что он видел – это вечно молчащий Унтер, роющийся в своем ПДА. Парень беззвучно шевелил губами, заучивая названия и особенности местных мутантов и аномалий.
- Эй, стюдент! - пробасил неутомимый Наждак, подходя к нему и усаживаясь рядышком, - Зубришь? Если че – спрашивай, растолкую.
«Молодец парень. Если вернемся – к себе возьму» - успел подумать капитан и провалился в сон.
3
Они шагали по абсолютно пустому тоннелю. Вокруг – тишина, слышны только хрусткие звуки их шагов. С обеих сторон тянулись унылые стены. По подсчетам Литерного, уже скоро должен был появиться тот самый «Пункт контроля».
После отдыха сталкеры заметно повеселели. Груздь шел на своих двоих, прихрамывая на больную ногу. Левая рука висела на перевязи, но, видимо, уже почти не болела. На ходу Степан активно сжимал и разжимал кулак, а иногда вскидывал к плечу «Грозу», приноравливаясь целиться с мешающим гипсом. Видно, артефакты сделали свое дело. Стас шел впереди, рядом с Аллой. Движения его были свободными и плавными, как всегда. Да и сам капитан чувствовал лишь слабый отголосок ноющей боли в пояснице.