— Ну что, пошли? — спросил Герт, мрачно разглядывавший с возвышенности форт Скоулстонт.
— Я пойду туда один. Рядом с Джамбодиром вам делать нечего.
— Тебя лучше проводить туда. Там могли остаться недобитые рагниты.
— По-моему, никого, кроме мертвецов, там не осталось.
— Их землякам, — сказал Маклин, — которые прилетят сюда, предстанет малоприятное зрелище… Это была отвратительная работа.
Да, отвратительная. То, что мы здесь натворили, ещё не раз будет являться нам в ночных кошмарах. К виду крови мне не привыкать — видали кое-чего и похлеще. Вспомнить хотя бы массовые религиозные самоубийства, катастрофы авиалайнеров или операции «чистый квадрат», проводимые нашими тактическими подразделениями против бандитских формирований. Но эта бойня устроена полностью нашими руками и — от чего оставался ещё более неприятный осадок — в отношении представителей иной цивилизации. У всех нас с детства головы забиты благоглупостями о дружеском первом контакте с инопланетянами, с оркестром и цветами. А здесь… Но если представить, что сталось бы с Землёй через несколько лет, не проделай мы эту грязную работу…
— Дайте часы, — попросил я.
— Твои не работают? — спросил Ковальский.
— Работают. Нужны ещё.
Маклин снял с рукава пластинку и протянул мне.
— Всё, до скорого, — махнул я рукой.
Внутри форта было сыро и неуютно. Липкая темнота, бесконечные коридоры тоска. Местами стены фосфоресцировали, это выглядело ещё неприятнее, поскольку свет был бледно-синий, неустойчивый, отбрасывающий мертвенные блики. Казалось, форт заброшен сотни лет назад и его оккупировала нечистая сила всех видов и рангов. То тут, то там попадались обгоревшие трупы. Нередко встречались развороченные, искорёженные участки: частично — результат военных действий, а частично — последствия предпринятой потом обработки форта, когда ребята уничтожали всё, что хоть немного напоминало информ-банки и где могла ещё теплиться энергоинформационная активность. Зная моих коллег, я мог быть уверен, что они не упустили ничего.
Вот и помещение, куда я попал, когда был десантирован в нейроцентр. Темнели бесформенные массы — останки рагнитов, которых я отправил к праотцам. Сейчас я испытывал к ним запоздалое сострадание, хотя прекрасно понимал, что они бы меня не пощадили и сострадания ко мне не испытали бы никогда. В их лексиконе вообще нет такого слова, а близкие по значению носят уничижительный или оскорбительный характер.
Вот знакомый спиралеобразный коридор со свисающими сверху кабелями, хрустящими под каблуками осколками. Я поскользнулся и едва не упал, проехавшись по луже маслянистого вещества. Вот и титанитовая дверь, служившая мне защитой и спасшая меня. Около неё лежал труп — это был первый рагнит, возникший в образовавшейся дыре.
Зал был слабо освещён. Я постучал ладонью по металлу машины, застывшей после того, как я срезал её гусеницу из разрядника. В помещении валялось ещё несколько трупов — это уже работа моих коллег.
Поверхность силового купола была всё такой же на ощупь (а чего ей меняться?) — казалось, под ладонями нет ничего, и всё же они не могут проникнуть за очерченную границу. Пол вокруг него был испещрён воронками штук двадцать. Рагниты ещё долго били по месту, где меня уже не было.
— Я пришёл, — громко, с вызовом произнёс я. Это выглядело глупо. Какой резон без толку сотрясать воздух? Если в Джамбодире и есть разум, он настолько невероятен, что вряд ли снизойдёт до бесед и выяснения отношений со мной.
Я положил часы на пол, шагнул к куполу и снова очутился внутри него. Но не медлил. Как солдат, бросающийся грудью на амбразуру, я рванулся вперёд и обхватил руками Синий Шар…
***
Знакомый берег. Знакомый утёс. Знакомый плеск воды. Небо сейчас было бледно-голубым с розовым оттенком. А океан синим. Его синева казалась перенасыщенной, неестественной. Это цвет Синего Шара.
Только сейчас я понял то, на что не обращал внимания раньше, — линия горизонта здесь была гораздо дальше, чем на Земле. Может, во много раз дальше. Возможно, я вообще нахожусь не на шаре, а на громадной плоскости, и солнце, неторопливо идущее по небосклону, вечером обессиленно тонет в океане, а утром выплывает из него с другой стороны — красное, ленивое, сонное. По водной глади не катились волны. Она была вся в небольших водоворотах, а вдали бурлила гигантская, прямо как в рассказе Эдгара По, воронка. При таком буйстве водной стихии должен стоять оглушительный грохот, однако над этими просторами висела стеклянная тишина.
У меня возникло странное ощущение, что именно здесь мой настоящий дом и что я, блудный сын, обошедший великое множество земель и стран, вернулся сюда — в непонятный, нелогичный, но родной мир.
Теперь мне не нужно было ни кого-то ждать, ни с кем-то бороться. Я был свободен, независим ни от кого и ни от чего. Я мог идти куда хочу, делать что вздумается. Меня обманули. Я думал, будет схватка, бой насмерть. А встретили меня вселенское спокойствие и хрустальная тишь, в плен которых я угодил. Мнимая свобода оказалась тюрьмой похуже Бастилии.
Я вздохнул. Зачем я сюда пришёл? А чёрт его знает! Смогу ли когда-нибудь выбраться отсюда? Вряд ли. Похоже, я застрял здесь навсегда. Точнее, пока не погибну от голода, и тогда ветер будет овевать мои белые кости, а солнце сушить их. Я здесь совершенно беспомощный, безоружный — разрядник я выронил где-то в пути на эту планету.
Я пошёл вдоль берега. Песок был мягкий и пушистый — здесь можно было бы устроить отличный пляж. Да и вообще неплохое место для курорта, если б не пустынный пейзаж и отсутствие какой бы то ни было растительности. Я зачерпнул горсть воды. Она была горькой на вкус и непрозрачно синей — будто чернила. Точнее, это в тот день она была непрозрачной. Каждый последующий день её свойства менялись.
Началась моя странная жизнь на этой странной земле. Не исключено, что я единственное разумное существо в этом мире. Выбор у меня был невелик. Или лежать кверху пузом и смотреть в голубое небо, или идти вперёд. Я выбрал второе и отправился в долгое-долгое путешествие. Изо дня в день я упорно шёл вперёд, словно преследуя определённую цель, которой у меня, естественно, не было.
Пейзаж почти не менялся. Бесконечный песчаный берег, синее море по правую руку и жёлто-красная земля, местами холмистая, местами ровная, плоская, местами с пиками острых скал, — по левую руку. Иногда попадались мраморные плиты, омываемые волнами, похоже, искусственного происхождения. На одной из них я увидел какие-то письмена. Больше никаких намёков на присутствие разумных существ, Да и никаких других. Не было не только ни одного деревца и кустика, но даже травинки, кусочка мха. Несколько раз я видел вдали коричневых птиц и даже попытался прощупать их. И наткнулся не на теплоту и пульсацию жизни, а ощутил холод и невероятную чужеродность. От этих Божьих созданий надо держаться подальше.
Место, куда я попал, было на редкость дурацким и бессмысленным. Так казалось сначала. Но потом я начал ощущать, что не всё так просто. Я чувствовал, что сюда сходятся линии, определяющие судьбы тысяч миров, и здесь хранятся невероятные тайны, которых не может охватить человеческий разум.
Путь мой лежал вдоль берега. Несколько раз я пытался идти в глубь материка, однако максимум через час вновь оказывался каким-то непонятным образом на берегу. Все дни стояла одинаковая, что ночью, что днём, температура. Термометр на часах показывал 20–25 градусов.