В костюме, не обтягивающем словно вторая кожа, Цефей выглядел внушительнее и старше. Он повернулся к Александру спиной, сцепив за ней руки, и хмуро поглядел на звёзды.
Александр одновременно понимал и не понимал, зачем они здесь.
— Эмпирическая запись оказала на меня впечатление, — сказал он наконец.
— Видение чужой работы всегда впечатляет. — Саша непроизвольно повторил его позу, встав рядом. Галактика, которую они проплывали, даже не была ему известна. — В юности на Земле я часто наблюдал за работой строительного крана. Мне казалось, что на свете нет ничего удивительнее. Возможно, это и было самое удивительное, что я видел в своей жизни.
Цефей усмехнулся криво.
— Не сравнивайте свою работу со строительством муравейника, — сказал он. — Вы… Ваши мысли, Ваши чувства, то, как Вы работаете… Вы восхищаете. Никто больше не спросит с меня ни за какие мои поступки, пока я совершаю их, чтобы поддерживать Вас.
Александр хмыкнул невесело.
— Такое чувство, словно Вы обожествляете меня. Мне казалось, Вы достаточно умны, чтобы не допускать подобного.
О’Коннел повернулся к нему всем телом, пристально заглянул даже не в глаза, а внутрь него, в самое его существо.
— Я достаточно умён, чтобы понимать, что Вы не простой человек, доктор Шабаев.
У Александра непроизвольно дрогнули губы, когда в тёмных глаза Цефея он заметил нечто, что не смог понять логически, зато смог считать телом.
— Мне пора идти, мистер О’Коннел…
— Прошу Вас!.. — Ладонь, что легла ему на грудь, придержала его аккуратно, но твёрдо. Она сжалась в кулак, комкая жёсткий лацкан под пальцами. О’Коннел почти прижался к нему, заглядывая в глаза снизу вверх одновременно непреклонно и жалобно. — Прошу…
Он не успел ничего ответить, только приоткрыл рот, словно собираясь что-то возразить, но на самом деле просто покорно принял чужие губы, коснувшиеся его губ.
Поцелуй О’Коннела оказался на удивление мягким. Он был наполнен безнадёжной нежностью и безнадёжной печалью. Он пах сладким цитрусом и жжёными надеждами. На вкус он был освежающе-терпким. Он прижался к Саше, сжимая ткань пиджака в кулаке так яростно, что на контрасте с этим ласковый поцелуй казался ещё невиннее.
Александр едва отвечал, чувствуя только запах, вкус и покалывающий кожу ступор. Он вздрогнул, когда вторая ладонь Цефея забралась под полу пиджака и сжала ткань сорочки на талии.
Цефей отстранился, поглядел на него, чуть запрокинув голову, исподлобья сверкая шальными глазами.
— Я… — Он закрыл рот и нахмурился, отворачиваясь. А затем скривил губы и бросился прочь, почти сбежал.
Так отступает Наполеон, когда битва ему не по зубам. Уходит тяжёлой поступью, утаскивая за собой остатки раненой гордости.
Саша вернулся на «Альфу» в конце рабочего дня и не стал заходить в лабораторию, а сразу направился домой. Включил режим проветривания, переоделся в домашнее, поставил укол и вдохнул порцию из ингалятора. Сразу стало лучше. Он не заглядывал в показатель собственной витальности с той самой аварии на Ригеле. Микрочастицы, застрявшие в его теле, поглощали его. Он был ещё достаточно молод, но после такого уже никогда бы не решился завести детей — его ДНК была навечно испорчена. В какой-то степени облучение стало для него толчком. Всего себя Александр посвятил своему делу. Препараты, добытые О’Коннелом, вернули ему, вероятно, пару десятков лет жизни. Сами О’Коннел, здоровые, выносливые, идеальные, используя те же препараты, проживут не одну сотню.
Саша открыл настройки вживлённого в тело чипа на планшете. Девятнадцать лет в целом. Семь лет в состоянии здоровья выше сорока процентов от идеального. Так он и ожидал. Если он будет принимать препараты ещё год, эти показатели увеличатся. Он успеет довести Вита до ума и за пару лет. Уже сейчас он показывает блестящие результаты. А когда Вит превзойдёт его… у него будет больше времени, больше сил, которые можно потратить, стоя за операционным столом. Выбирая между продлением жизни и собственными руками, он решил предпочесть жизнь и ошибся.
Саше снилась облачная рябь. Он плыл по эти облакам, но ему совсем не было холодно, а дышать и не хотелось вовсе. А потом эта рябь превратилась в простыни цвета жемчуга. Смуглая кожа раскинувшегося по ним Цефея казалась ещё ярче, ещё темнее. Казалось, Саша может ощутить под пальцами каждый изгиб стальных мышц, мягкость кожи, её тепло, её запах. Казалось, горячие пальцы Цефея и сами ведут по его плечам, обжигая на самом деле.
В этих простынях они откинули все условности, сняли запреты, забыли о пропасти, что разделяет их. Блестящие глаза Цефея преследовали его с настойчивостью настоящего генерала.
— Алекс… Алекс… — от задыхающегося шёпота было щекотно в ушах.
Он потерял мать, живя на свете не более пары лет. Взрослая уже Рея казалась ему лучшим вариантом на её роль. У неё были забавные глаза такого древесного цвета, светлого, как молочный шоколад, с маленькой складочкой сверху, с короткими ресницами, с твёрдостью, которой боялись все, даже отец. Рея часто была рядом и обучала его семейному делу, всему остальному его обучали специальные люди: няни, репетиторы, учителя, охрана.
«Лучше бы я удавила тебя в колыбели», — сказала она в последний раз, когда они виделись, и глаза цвета молочного шоколада попали в осаду злых морщин.
«Лучше бы ты не рождался».
«Лучше бы отец отправил тебя вместе с твоей матерью в шлюз».
Всю жизнь он боялся, что так и было. Что Поллукс отправил его мать в бесконечное путешествие по космосу. До сих пор не был уверен в обратном.
А вот у Алекса голубые глаза. На фотографиях с Земли небо в ясные летние дни выглядит именно так. Он разглядел цвет не сразу. Сразу он словно видел образ целиком, без деталей. Ему было четырнадцать, а казалось, что ждал он Алекса миллионы лет. Доктор Шабаев. Высокий, в белом халате, холодный, властный и одновременно мягкий и добрый. Все последующие этой встрече годы он дрочил только на него.
Саша проснулся за полчаса до будильника вспотевший и приятно удовлетворённый. То, что во сне он смотрел глазами О’Коннела, казалось не менее странной игрой сознания, нежели любовь, которой они занимались, не выпуская друг друга из рук.
========== Глава 5 ==========
Никто не понимал, в чём дело, но спустя месяц подопытные, показывавшие до того прогресс в развитии клеток Длани, внезапно перестали реагировать на стимулы.
После операции, которую они успешно провели всего за четыре часа, Саша нашёл Вита бессмысленно пялящимся в показатели на экране настенной панели.
— Я не понимаю, что мы делаем не так, — сказал он, когда Саша присел рядом. — Мне казалось… что мы на пороге великого открытия.
Саша покачал головой и положил руку ему на плечо.
— Так случается. Человечество изучает Длань не одно десятилетие. Возможно, мы с тобой — только трамплин на пути тех, кто найдёт решение. Наши спины должны быть крепкими.
Вит ухмыльнулся.
— Ты сам в это не веришь, Алекс… — Собственное имя кольнуло отзвуком чужого влажного шёпота на виске. — Сколько ещё народу сожрёт эта чертовщина, прежде чем мы научимся останавливать её хотя бы на второй стадии?
— Будь терпеливым, Вит. — Александр заглянул в его большие беспокойные глаза, необычного дымчато-голубого цвета. — Одна неудача, и ты уже в истерике.
— ОДНА неудача? — возмутился Вит, но уже слабо.
Он вздохнул и прикрыл глаза рукой.
— Иди отдохни, выпей пива, — предложил Саша, подкатывая себя на стуле к рабочему столу. — Леа сказала, пришло настоящее, чешское. Вит. — Он улыбнулся. — Я сегодня поработаю один.