— Юрикина ма-а-ма!!! — как всегда, завопил Мишка Павчинский в окно Степановых. — Юрикина мама!!!
Мама Юрика, как всегда, вышла на балкон с плохим выражением лица.
— Ну? — спросила Юрикина мама.
— А ваш Юрик опять обзывается, — Мишка задрал к балкону свою склочную физиономию.
А Юрик под гневными взглядами мамы даже не убежал, он молча равнодушно стоял рядом. Все равно. Раз так.
— Юрик!!! Ты опять?!
Юрик молчал.
— Так шо? — настаивал Мишка Павчинский на справедливости.
— Ну так обзови его тоже!
— А как? — обрадовался Мишка. — Как обзовить?
— Скажи: «Сволочь ты, Юрик!» Понял?
— Понял, — Мишка кивнул головой и с интересом оглянулся на Юрика.
Ашотик и Рафик тоже обступили того на предмет обозвать. Но Юрик, этот какой-то странный сегодня Юрик, предупредив благородный гнев детей, мрачно и свысока подтвердил:
— Да! Я — сволочь! Да! Я такая сволочь!
А потом посуровел и отошел в угол двора. Он почувствовал себя старым и одиноким. Всеми брошенным. А мама… Она даже не заметила, что он, Юрик, изменился! Что он захотел стать хорошим с этого утра. Что у него начался трудный возраст! И что он не доел омлет!!! Никто его не поймет. Никто не смог бы пережить такого потрясения, какое пережил он, забыв прекрасную ночную мелодию. Юрик забежал в тесный и темный проем между гаражами, сел на ящик и тихонько заскулил:
— И-и-и…
Он представлял, как мама мечется по двору, его разыскивая, как друзья испуганно пожимают плечами, не зная, где он, как Оленька… А что Оленька… Она со своими красивыми ушами и смехом даже и не заметит, как он тут… умрет… навсегда… один… На ящике… И-и-и-и…
Сколько так прошло времени, он не знал. Хотелось посмотреть, как там. Не сильно ли страдает его мама, нет ли во дворе милиции с собаками, не приехали ли пожарные искать его на крыше… Он вытер слезы и пошел во двор. Страшное разочарование ожидало Юрика во дворе. Никто! Никто его не искал! Никому он не был нужен. Двор, согретый солнцем, был пуст и тих. «Ах, так!» — только подумал Юрик, и слезы снова защипали в носу, ах так?!
И только он подумал: «Ну что ж!!!» — как во двор с двумя бадминтонными ракетками вышла Оленька. Оглянулась и пошла прямо к нему. К Юрику. К нему!!! Она что-то говорила ему своим красивым голосом, протянула ему ракетку, отошла недалеко, улыбнулась, подбросила воланчик и своей ракеткой послала его Юрику. Воланчик завис в воздухе и стал медленно, м-е-д-л-е-н-н-о опускаться прямо на ракетку Юрика. И зазвучала вдруг в его душе записанная ночью и забытая наутро прекрасная мелодия, и невесомо легли на мелодию слова:
— Скажите, девушки, подружке ва-а-ашей, что я не сплю ночей, о ней мечтая…
ИЗ ПАПКИ «ТОЛЬКО ДЛЯ СВОИХ»
Вчера ко мне подошел милый интеллигентный папа моего ученика, мальчика Костика. Спрашивает, как у него с английским. Говорю, знаете ли, он ведь с английского все время на немецкий переходит, откуда, спрашиваю, у парня немецкая грусть? Папа рассмеялся и говорит: «У нас в семье есть еще немножко еврейской грусти — прабабушка хорошо знает не только немецкий, но и идиш».
При этом они — украинцы, но прабабушка Костика всю жизнь в Черновцах прожила и говорила на обычных у нас языках со своими соседями… Бабушка придет на праздник в четверг. Хочу познакомиться.
Была в Киеве на юбилее журнала «Радуга». Юрий К., редактор «Радуги», очень беспокоился: суетился, бегал, спрашивал… Он какой-то, как из позапрошлого века, дворянин голубокровный. У нас говорят: «шляхетный». Очень надежный, внимательный и сердечный. Естественно, я опять сморозила глупость. Он привел ко мне в номер поэта познакомиться, представив его так:
— Это не только поэт, но и наш постоянный критик…
— А! Латунский! — ляпнула я, не задумываясь, чем страшно смутила обоих…
…моя Лина перед сном спросила, посмотрев в зеркальце: «Интересно, я когда-нибудь себя пойму?»
…птиц жалко, они в теплые дни так изумительно голосили, ухаживали друг за другом, женились, а сейчас затихли. У нас выпал снег, он падал всю ночь и целый день — хотя и весенний, но какой-то неопрятный, сопливый, нежеланный…