Тут я не выдержал и сорвался: — Ты, бешеный ублюдок. Ненормальный вампир! Палач! Не смей даже мечтать просто коснуться Алека! Я изнасилую твой мозг! Я испепелю тебя! Я уничтожу тебя! Я…
И тут Валентин с силой ударил меня по лицу железным сапогом с шипами (видимо, успел их надеть, пока я приходил в себя). А потом я помню только боль от сапог и плётки, боль, отнимающую рассудок и разрывающую тело на части. В какой-то момент роботы перевернули меня на истерзанную спину, чтобы добавить страданий. И Валентин продолжил избивать меня уже с этой стороны.
А я или проваливался в беспамятство, или, всплывая оттуда с новой порцией боли, уже не кричал, а шептал проклятья и угрозы в его адрес. А извращенец просто хохотал…
Наконец, вынырнув в очередной раз из серого вязкого беспамятства, я почувствовал, что голова моя лежит на чьи-то коленях, чьи-то слёзы катятся мне на лицо, и голос Алека шепчет: — Магнус! Прошу тебя! Возьми мою силу. Я читал, что маги могут делать такое. Возьми всё до капли и излечись. Если ты не спасёшь нас, нас не спасет никто!
Алек плакал, целовал меня и молил. Я шевельнулся на его коленях, припал в ответ к его губам и стал потихоньку через поцелуй пить его силу. И вместе с этим в меня вливалось осознание способности Алека: он — вечный двигатель, неистощимый источник энергии. Он — вампир наоборот, тот, который отдаёт свою энергию, черпая и пополняя свои собственные запасы просто из энергетического поля этой планеты.
Он — бессмертный! Как и Валентин! Он — дальний потомок Валентина. А я, сейчас пьющий его энергию, тоже становлюсь бессмертным?!
Для одного дня и для одного меня событий было слишком много, и я, наконец, провалился в спокойное, без боли, но с ощущением любимого рядом, небытие.
А очнулся я от того, что меня грубо вырвали из рук Алека и, не церемонясь, столкнули на каменный пол камеры. Парня дёрнули вверх за волосы и пинками препроводили к открытой двери. Но я не мог допустить, чтобы над ним издевались так же, как и надо мной. Он не сможет быстро восстановиться, он же не маг. И я кинул ему в спину небольшое “пожелание” удачи. Надеюсь, и охране, и самому Валентину оно придётся по душе.
______
*В. Высоцкий отрывки из песни «Деревянные костюмы» http://www.russhanson.org/text/visotskiy/derevyannie_kostyumi.html
**При использовании крепости в качестве тюрьмы камеры в ней называют казематами.
========== Серое. В каземате (часть вторая) ==========
Как все мы веселы бываем и угрюмы,
Но если надо выбирать и выбор труден,
Мы выбираем деревянные костюмы,
Люди, люди…
Нам будут долго предлагать - не прогадать.
- Ах!- скажут,- что вы, вы еще не жили!
Вам надо только-только начинать…
- Ну, а потом предложат: или-или.
Или пляжи, вернисажи или даже
Пароходы, в них наполненные трюмы,
Экипажи, скачки, рауты, вояжи…
Или просто - деревянные костюмы.
И будут веселы они или угрюмы,
И будут в роли злых шутов иль добрых судей,
Но нам предложат деревянные костюмы,
Люди, люди…
И будут вежливы и ласковы настолько
- Предложат жизнь счастливую на блюде.
Но мы откажемся… И бьют они жестоко,
Люди, люди, люди… *
POV Александр
Когда полностью обнажённого Магнуса, словно кучу окровавленного избитого мяса, бросили ко мне в камеру, я, в первую очередь, скинув с себя рабочую рубашку, завернул любимого в неё и притянул в свои объятия.
По моему лицу заструились слёзы, я целовал некогда прекрасное, а сейчас окровавленное, в клочьях торчащей кожи, лицо и шептал в надежде, что Магнус очнётся и услышит меня: — Магнус! Прошу тебя! Возьми мою силу. Я читал, что маги могут делать такое. Возьми всё до капли и излечись. Если ты не спасёшь нас, нас не спасет никто!
Я плакал, целовал любимого и молил. Не знаю, сколько прошло времени, но вдруг парень шевельнулся у меня на коленях, припал к моим губам и стал потихоньку через поцелуй пить мою силу. У меня закружилась голова, тело задрожало, я прикрыл глаза и прислонился голой спиной к холодному камню стены камеры. Мне почему-то показалось, что через меня из стен, из пола, из воздуха втекает в Магнуса золотисто-белый поток энергии.
Мне стало очень жарко, хотя в камере сначала было даже очень прохладно. Я открыл глаза и увидел, что кожа Магнуса, вероятно, как и все внутренние повреждения, начинает восстанавливаться, приобретая естественный цвет. Ему уже тоже было жарко, на лбу выступили капельки пота, и я ласково слизывал их языком. Потом парень уютнее устроился у меня на руках и погрузился в спокойный сон.
Я посильнее притянул его в свои объятия, практически наполовину уложив на себя, и тоже задремал. Жар постепенно исчезал, и мне становилось хорошо и спокойно.
***
А очнулся я тогда, когда загремел дверной засов, и в камеру ввалились пятеро охранников. Я даже загордился. Как же Валентин нас боялся, если за одним человеком послали аж пятерых.
Двое из вошедших грубо вырвали из моих рук Магнуса и с улюлюканиями бросили на каменный пол, словно мешок с картошкой. Потом двое других больно дёрнули меня за волосы, принуждая подняться, и с пинками, и толчками поволокли к двери.
Я услышал, как Магнус застонал и зашевелился на полу, а затем почувствовал, что моей спине стало очень горячо. Но неприятное ощущение быстро прошло.
Охранники потащили меня в покои Судьи. Уже на подходе они стали почему-то странно посматривать на свои руки и бормотать о какой-то мгновенно распространяющейся проказе.**
Когда же они втолкнули меня в комнату Валентина, то, упав перед ним на колени, стали умолять избавить их от странной болезни. Я внимательно присмотрелся к ним: их руки по локоть почернели и постепенно разрушались, причём, совершенно безболезненно и неотвратимо. И это напугало их больше всего.
Судья приказал мини-роботам распять и привязать меня к полу, а сам с брезгливой миной обошёл двоих охранников по кругу (до меня дошло, что это те, кто издевался надо мной.) Трое остальных стояли в отдалении. На их лицах был написан ужас.
Валентин, не говоря ни слова, просто протянул обе руки в их сторону и закрыл глаза. И я с удивлением увидел, как потоки чего-то алого потянулись от стонущих охранников прямо к сердцу Судьи. Он довольно вздохнул, два тела обмякли, упали на пол и больше не шевелились.
Трое, оставшихся в живых, широко открыв рот и глаза, смотрели на своих сослуживцев. И я понял, что они не видели и не поняли, что же произошло. А Валентин сел в кресло и по очереди стал подзывать к себе каждого из них и в подробностях расспрашивать о том, что случилось. Все повторяли одно и тоже: “Вырвали гада из объятий полюбовника, швырнули на пол; схватили второго, надавав пинков и тумаков, и притащили сюда”.