Этот тип макроэкономической политики в конце XX века был рекомендован руководством МВФ и Всемирным банком к применению в странах, испытывающих финансовый и экономический кризис, и включает набор из 10 рекомендаций:
1. Поддержание фискальной дисциплины (минимальный дефицит бюджета);
2. Приоритетность здравоохранения, образования и инфраструктуры среди государственных расходов;
3. Снижение предельных ставок налогов;
4. Либерализация финансовых рынков для поддержания реальной ставки по кредитам на невысоком, но всё же положительном уровне;
5. Свободный обменный курс национальной валюты;
6. Либерализация внешней торговли (в основном за счёт снижения ставок импортных пошлин);
7. Снижение ограничений для прямых иностранных инвестиций;
8. Приватизация;
9. Дерегулирование экономики;
10. Защита прав собственности.
Меры навязываемого США «Вашингтонского консенсуса» направлены на усиление роли рынка в экономике и снижение роли государства, и, казалось бы, преследуют позитивные цели. Однако они оказались не просто неэффективными, а даже губительными для многих стран, где эти принципы пытались применять. Так, например, в Латинской Америке в 90-е годы прошлого века кризис под воздействием «Вашингтонского консенсуса» только усугубился. Аналогичная программа применялась и в России после распада СССР, но результаты также оказались весьма спорными.
Сегодня на Украине начался настоящий «тарифный геноцид». Украинское государство прочно сидит на кредитной игле МВФ. Условием получения траншей от этой организации является постоянное повышение цен на энергоносители для населения. Они уже увеличились в несколько раз после победы «Революции достоинства», и это ещё не предел.
Для ряда независимых политических экспертов происшедшее не стало неожиданностью. Так, например, украинский левый публицист Андрей Манчук писал ещё в 2014 году: «Украину ждет нечто гораздо худшее, чем ремейк социального кризиса девяностых, который смягчила еще функционировавшая по инерции прежних лет советская «социалка» — да и сама страна не была наводнена тогда множеством вооруженных людей, почувствовавших вседозволенность насилия и вкус чужой крови. Вообще, нужно понимать: речь идет не о кризисе, в который уже давно погружена Украина — а о вполне реальной перспективе долгосрочной и полномасштабной социальной катастрофы, которая станет логическим и неизбежным следствием «евромайдана». Благодаря системному характеру неолиберальных реформ, они ударят по жителям страны буквально со всех сторон»[3].
Логика происходящего делает неизбежными процессы деиндустриализации страны. И такая деиндустриализация идет в стране стремительными темпами. Западу украинская промышленность не нужна, а связи украинских предприятий с российскими заводами оказались прерваны.
Ряд украинский предприятий попытался самостоятельно выйти на рынки стран Азии, Африки, Латинской Америки и СНГ. Но рынки стран третьего мира в последнее время активно завоёвывает Китай, используя для этого, в том числе, дипломатические рычаги влияния. Вследствие этого на рынках развивающихся стран Украина закрепиться не сумела. К тому же, значительная часть продукции, которую выпускают украинские предприятия, элементарно устарела, что делает её неконкурентоспособной.
Сегодня для украинской промышленности типичны ситуации, наблюдавшиеся в России в 1990-е годы: заводы закрываются, а станки режутся на металлолом, массово увольняются рабочие.
Свой вклад в разрушение промышленной инфраструктуры страны вносит и нынешняя политическая власть.
Осенью 2017 года в первом чтении украинским парламентом был принят закон о масштабной приватизации тех государственных предприятий, которые ещё не были приватизированы за все годы независимости. В этот перечень входят не только все государственные цирки и киностудии, но также и стратегические военные предприятия! Нет никаких сомнений, что после приватизации ни одно из них не выживет. Все они будут превращены в склады, офисные помещения или просто будут уничтожены, чтобы освободить место под застройку.
3
Манчук А. Вглядываясь в катастрофу