А мать и отец восхищались этим романом!..
— … уезжай сегодня же, Вадим, — дошел до его сознания голос Арсения Владимировича. — Вчера из Большого дома в институт приходил человек и спрашивал про тебя, мол, где ты можешь обитать? Один, без родителей… Он говорил, что государство позаботится о тебе, устроит… Ну ты знаешь, как наше государство «заботится» о детях врагов народа! Уезжай, Вадим. Разыщи своего деда и оставайся у него, вряд ли они туда сунутся. И потом, ты не столь важная фигура для них. Может, скоро и позабудут про тебя…
— Они никогда ничего не забывают, — мрачно повторил Вадим слова отца.
Хитров внимательно посмотрел на него и невесело улыбнулся:
— Вот ты и стал в десять лет почти взрослым человеком.
— Мне, дядя Арсений, не хочется быть взрослым…
— Такова наша разнесчастная жизнь, дружище… — Хитров поднялся со ступеньки, машинально отряхнул сзади брюки, достал из кармана пачку зеленых ассигнаций, перетянутых красной резинкой, протянул мальчику:
— Возьми, пригодятся. Наверное, и на билет нет? Теперь, как сразу после войны, на крышах вагонов не ездят.
Вадим спрятал руки за спину, отрицательно покачал взъерошенной головой. Отец учил его никогда не брать денег в долг, да и давать не советовал. Хочет он того или нет, но должник рано или поздно становится твоим недоброжелателем, больше всего люди не любят кому-то быть обязанными, не терпят благодетелей. Таково уж свойство человеческой натуры…
— Отцовское воспитание, — усмехнулся Арсений Владимирович. — Бери, Вадим, это деньги твоего отца… Именно для такого случая он и передал мне их для тебя.
— Правда? — поднял на него большие зеленоватые глаза мальчик.
— Спрячь подальше, а приедешь в Пушкинские горы — отдай на хранение деду. Придет зима, а тебе и надеть-то на себя нечего будет.
— Я ночью проберусь домой… Там мои вещи. Возьму и пальто.
— Ни в коем случае, — сказал Хитров, — Именно на это они и рассчитывают… Метрика у тебя?
Вадим вспомнил, что метрику энкавэдэшник небрежно сунул в кожаную сумку, что была у него через плечо.
— Забрали, — ответил он.
— Тогда мой тебе совет: придумай себе другую фамилию…
— Нет, — твердо сказал Вадим. Зеленый ободок в глазах сузился, — Нашу фамилию я менять не буду!
— Как хочешь, — смиренно промолвил Арсений Владимирович, — Ради твоей же безопасности.
— Зачем я им? — тоскливо вырвалось у мальчика. — Что я им сделал?!
— Это безжалостная тупая машина, — сказал друг отца, — Она выпалывает поле подчистую. Ее придумал сам Дьявол.
— Но есть и Бог? — сказал Вадим.
— Вот этого я не знаю, — грустно улыбнулся Хитров.
Он крепко пожал руку осунувшемуся мальчику, не удержался и потрепал его по бледной щеке.
— Хочу надеяться, когда ты вырастешь, то все, что сейчас происходит, покажется тебе дурным сном… — тяжело ронял он слова. — Сгинет палач, истинный враг всех народов и все переменится… Должно перемениться! Или уже и настоящих людей в России не осталось?! — Последние слова он почти выкрикнул, но опомнившись, оглянулся, помахал рукой и пошел в сторону Невского проспекта. Широкие штанины полоскались на ходу. Вдруг резко остановился, повернул расстроенное лицо к мальчику.