В своём революционном рвении, следуя за настроениями толпы, Временное правительство запретило чинам старой царской полиции поступать на службу в учреждения новой власти.
Все сколько-нибудь опытные кадры были вышвырнуты из правоохранительной сферы. Набирали туда кого попало: сначала добровольцев, потом пытались ввести обязательную милицейскую повинность. Функция борьбы с невероятно умножившимся криминалом возлагалась на рядового обывателя. При этом ни денег, ни оружия, ни транспорта, ни даже мало-мальски приличного помещения для «милицейских» новая власть найти не могла, а точнее, занятая исключительно политической демагогией, и не искала. К тому же, в соответствии с Положением от 17 апреля 1917 года, городская милиция находилась в ведении и подчинении местных органов власти; но в этом звене управления царила путаница и неразбериха. Старые земско-городские управы, новые революционные Комиссариаты и рабочие Советы существовали параллельно, действовали независимо, враждовали между собой и всячески мешали друг другу. В Петрограде установилось даже не двоевластие, а четверовластие: Временное правительство пыталось управлять городом через «общественного градоначальника» Юревича; Городская дума сохраняла полномочия и остатки куцей власти; на местах, в районах, стихийно возникали Комиссариаты, о деятельности которых ничего не знали ни в Градоначальстве, ни в Городской думе; наконец, рабочие Советы и солдатские Комитеты ни в грош не ставили всех «бывших» и «временных» и на шумных собраниях решали вопрос: подчиняться им правительству, Петросовету или действовать самостоятельно. При Советах ещё в марте стали образовываться отряды альтернативной Рабочей милиции. С городской милицией они враждовали и иногда перестреливались.
О качестве сил революционного правопорядка можно судить со слов Пешехонова: «Нами уже была создана милиция. Похвалиться ею мы, конечно, не могли. Это были добровольцы, нёсшие службу совершенно безвозмездно, недостаточно дисциплинированные и к делу совершенно непривычные… Кое-как мы при помощи нашей милиции справлялись с делом и как будто без особого ущерба для безопасности граждан (выделено мной. — А. И.-Г.')… Вдруг узнаю, что на улицах, кроме нашей, появилась ещё какая-то милиция. Начались недоразумения, и дело легко могло дойти до столкновений».
Поначалу «временные» вообще не думали о систематической борьбе с преступностью, полагая, что она, как порождение проклятого царизма, сама собой исчезнет под живительными лучами свободы. Лишь в середине апреля, когда, по весеннему теплу, уличные и квартирные грабежи захлестнули столицу, вспомнилось о необходимости создания каких-то структур, способных вести борьбу на этом фронте, не предусмотренном февральско-мартовскими демагогами. 16 апреля Юревич подписал распоряжение об образовании в Петрограде Уголовной милиции уже не на добровольно-бесплатной, а на регулярной основе. Ни материальной базы, ни необходимого штата, конечно же, не дал. Даже помещение, выделенное грозной структуре, — несколько комнат в доме на углу Гороховой и Большой Морской — оказалось настолько непригодным, что сыщики не знали, как поскорее убраться оттуда, и, покочевав по городу, в феврале 1918 года вернулись в родные стены бывшего Департамента полиции, на Фонтанку.
Впрочем, и там просуществовали недолго. Советская власть переместила это подразделение, именовавшееся теперь Уголовным розыском, в тесное и неприспособленное помещение на площади Лассаля (бывшей Михайловской, ныне — площади Искусств). Года три Угрозыск футболили по разным ведомствам: ревсуды, наркомюст, наркомвнудел, губмилиция. Лишь с 1922 года республика пролетарской диктатуры повела наконец серьёзную и вдумчивую борьбу с преступностью, успевшей невероятно умножиться за годы революционной анархии. На углах улиц снова появились постовые милиционеры — замена исчезнувших 28 февраля 1917 года городовых; по квартирам стали наведываться участковые; агенты угрозыска принялись выслеживать бандитов и время от времени вступать с ними в настоящие сражения; был восстановлен криминалистический музей, возрождены архивы и картотеки, создана школа для обучения милиционеров сыскному делу… Словом, восстановлено то, что было бессмысленно и бездумно разрушено в три-четыре дня. Кстати, разместилось губернское милицейское управление на Дворцовой площади, переименованной в площадь Урицкого, в здании Главного штаба. О стены сей твердыни имперской государственности в семнадцатом году разбивались волны бесчисленных митингов, бурливших на площади, под благословляющей десницей ангела Александровской колонны. Такое месторасположение органов правопорядка можно считать в какой-то степени символичным.