В тех залах нас встретили истерзанные безумцы в лохмотьях, и на их изуродованных лицах ясно читался фанатизм глупцов. Они вопили, привлекая внимание своих господ, благословение Младшего Бога и удачу, необходимую, чтобы остаться в живых, когда среди них шла смерть. Многие группировки отправляются на битву, окружая себя стадами такого болтерного мяса. Оно полезно для множества тактических задач, не последняя из которых состоит в том, чтобы вынудить врага тратить боеприпасы и уставать, уничтожая преданных ничтожеств. Мы используем их и сейчас, в Черном Легионе — их орды рассыпаются по полю боя перед нашими армиями, гонимые вперед устрашающими песнопениями наших апостолов и жрецов войны.
Среди наших последователей из числа людей и мутантов в изобилии присутствует смелость, не ошибитесь на этот счет. Но не там, не в тот день на борту «Прекрасного». То были отходы рабства и неудачных экспериментов, которых притащили на борт эвакуационного корабля их спасающиеся хозяева.
Мы с Телемахоном заняли позицию в авангарде, шагая в железную стену огня мелкокалиберного оружия. Он разлетался о мой доспех, как градины о танковую броню. Более мягкие сочленения доспехов были уязвимее — пуля попала в цель, и сустав моего правого локтя как будто укололо булавкой. Еще одна вдавилась сбоку мне в шею, вызвав кусачее пульсирующее давление на позвоночник. Они раздражали, утомляя меня еще сильнее. Не серьезно. Не смертельно.
Варп заструился сквозь меня, набирая оперное крещендо. Я практически не направлял его. Контроль требовал внимания и концентрации, а я был слишком слаб, чтобы набраться какой-либо из этих добродетелей в большом количестве. Когда я выпустил волны незримой силы в темные коридоры, податливая плоть рабов III Легиона взорвалась костяными хребтами и сползающими пластами кожи. Среди них вырывались на волю необузданные мутации, причиной которых не служили никакие эмоции.
Мы не стали останавливаться, чтобы положить конец страданиям тварей с бурлящей плотью и изменяющимися костями. Они определили собственную судьбу в тот миг, когда подняли на нас оружие.
Телемахон безошибочно указывал дорогу. Гомогенизация имперской технологии должна была бы помочь нам, поскольку каждый крейсер типа «Лунный» строился так же, как прочие, однако я вскоре перестал ориентироваться. Внутренности звездолета представляли собой лабиринт, хотя я и не мог сказать наверняка, являлось ли это результатом моей усталости, или же творением варпа. У нас ушло больше времени, чем я ожидал, пока мы, наконец, не добрались до помещения, размеров которого было достаточно для осуществления следующего этапа плана Абаддона. Полный экипаж крейсера типа «Лунный» составляет больше девяносто тысяч человек. Мне казалось, будто мы убили их всех, прокладывая себе путь.
— Давай, — произнес Телемахон.
Я ощетинился от его интонации. Несмотря на усталость, по моим пальцам зазмеилось смертоносное пламя, с шипением перегревавшее воздух вокруг кистей.
— Давай, пожалуйста, — поправился Телемахон с приторной снисходительностью. В тот момент он был чрезвычайно близок к смерти.
Я выдохнул, избавляясь от злости, и поднял Саэрн.
Ашур-Кай?
Я готов, Хайон.
Я резанул сверху вниз, пропарывая в воздухе рану. Где-то на орбите над гибнущим миром то же самое проделал Ашур-Кай.
Я ожидал, что первыми из прохода возникнут Леор с Угривианом, или же, быть может Фальк, если не сможет сдержать свой гнев. Я не ожидал одного из Нерожденных.
Слабосильное существо вылетело из прорехи в реальности, как будто его вышвырнули из портала, и чешуйчатая плоть раскололась от силы удара об пол. Прежде, чем кто-либо из нас успел среагировать, голову создания раздавил в кашу громадный черный сапог.
Из прохода вышел Абаддон. Сочленения его боевой терминаторской брони издавали рычание, которое звучало, словно гортанный рев натужно работающих танковых двигателей. Под землистой кожей тянулись черные вены. Взгляд пылал психическим золотом. В одной руке он держал свой потрепанный силовой меч. В другой он… он…
Он шагнул вперед, и я отшатнулся от него. Косовидные клинки когтей на его правой руке все еще звенели от резонанса, вызванного убийством Императора. Он нес Коготь. Он высадился на корабль, надев Коготь Гора.
Его воздействие на меня оказалось почти столь же жестоким, как в первый раз, когда Абаддон продемонстрировал оружие. Близость к нему подавляла меня, заполняя голову медным запахом сверхъестественной крови Сангвиния и шепотом тысяч и тысяч его сынов по всей Галактике, страдающих от генетических дефектов, которые послеовали за смертью их примарха. Я слышал каждого из них — слышал молитвы в их сердцах, слышал, как они рычат свои обеты и шепчут мантры.
Но я не упал и не опустился на колени. Я остался на ногах, стоя лицом к лицу с братом, который носил оружие, за один час сразившее примарха и Императора. В грядущие годы, когда мне было тяжело смотреть на него из-за его коварного демонического клинка и непрерывного пения хоров Пантеона, возносящих ему хвалу и мольбу, я всегда вспоминал, что в этот момент он впервые стал не только моим братом, но и Магистром Войны.
Позади него появились громоздкие фигуры Фалька и юстаэринцев, тени которых сгущались и становились реальными, когда они проходили по каналу.
— Зачем ты принес это? — спросил я, переводя дух от давящего ореола молниевого когтя. Дух оружия был столь могуч, что оно проецировало ауру, словно живое существо.
Абаддон поднял огромный Коготь, с убийственной театральностью сомкнув и разомкнув косовидные клинки.
— Поэтичность момента, Хайон. При помощи оружия моего отца я уничтожу всякую надежду на его перерождение. Так… Где эта шавка, которая называет себя «Прародителем»?
Не стану переводить тушь на ненужные детали той скоротечной битвы. Достаточно будет сказать, что при помощи тридцати юстаэринцев, шестерых Пожирателей Миров и сотни рубрикаторов мы расправились со всем, что было живого на корабле между тем местом, где мы попали на борт, и тем, где обнаружили Прародителя Фабия. Залы боевого звездолета залило кровью и грязью, ручьи которых пробивались на нижние палубы и изливались кровавым дождем на тех рабов, кому хватило мудрости не выступать против нас.
Отделения Детей Императора занимали позиции на критически важных перекрестках, чтобы защитить корабль своего господина, и поливали огнем из болтеров авангард юстаэринцев в коридорах. Болты били по терминаторским доспехам с раскатистым лязгом кузнечного молота. Попадание сотен болтов производит шум, как в самой Преисподней. Фальк и его воины продвигались в эту губительную бурю разрывных снарядов. Бивни и рога отламывались, оставляя кровавые раны. Осколки брони сносило начисто, открывая мутировавшую плоть под ней. И все же они неуклонно продолжали идти по телам своих павших братьев. Те, кто выходил против них, гибли от когтей и молотов, и каждый обрушивающийся удар обрывал жизнь, драгоценную для Младшего Бога. Те, кто отступал, покупали себе жизнь ценой гордости. Мы всегда будем помнить экипаж «Мясного рынка», дрогнувший и побежавший перед сокрушающим натиском юстаэринцев.
Абаддон вел их, убивая своим мечом и двуствольным болтером, установленным на громаде Когтя. Однако клинки оружия, все еще запятнанные жизненной влагой Сангвиния и Императора, оставались нетронуты.
По коридорам разносилось эхо смеха Магистра Войны. Мне известно, что он не намеревался заниматься мелочными насмешками, пусть даже наши враги, вероятнее всего, воспринимали это именно таким образом. В нем струились радость битвы и братские чувства, насыщавшие его ауру. Как давно он последний раз выступал на войну вместе со своими братьями? Слишком давно, слишком давно.
Это был Абаддон, пребывающий в своей стихии — король-воин, руководящий с передовой. Мы стояли рядом с ним, убивали так же, как он, и двигались среди юстаэринцев, словно наше место было в их рядах. Они поддерживали нас. Они были нам рады. В ту ночь мы были едины, когда шли сквозь орды преображенных алхимией ничтожеств, выстраивавшихся в очередь под клинок забойщика.