Ко мне приближается одна из сестер.
— Сестра-начальница хотела бы поговорить с вами.
Я встаю со скамейки и иду за ней. Мне немного не по себе. А что если кто-нибудь из сестер шпионил за мной и мне сейчас скажут, что я могу разговаривать только с шестидесятилетними пациентками или что я вообще уволен, хотя главный врач говорил, что общение полезно для Изабеллы.
Сестра-начальница принимает меня в комнате для посетителей. Здесь пахнет мастикой, добродетелью и мылом. Сюда не проникает ни капли весны. Начальница, худая, энергичная женщина, встречает меня приветливой улыбкой; он считает меня безупречным христианином, любящим Бога и верящим в церковь.
— Скоро уже май, — говорит она и смотрит мне прямо в глаза.
— Да, — отвечаю я, изучая белоснежные занавески и голый, блестящий пол.
— Мы подумали, не попробовать ли нам отслужить молебен Деве Марии...
Я облегченно вздыхаю.
— В городе во всех церквях каждый вечер в восемь часов совершается майский молебен Деве Марии, — продолжает она.
Я киваю. Я знаю, что такое майский молебен Деве Марии — клубы ладана в сумерках, блеск дароносицы, а после службы молодежь еще долго веселится на площадях под старыми деревьями, в которых жужжат майские жуки. Сам я, правда, никогда не хожу на эти молебны, но хорошо помню их со своей довоенной юности. С ними связаны мои первые впечатления от общения с молоденькими девушками. Все было так волнующе, загадочно и безобидно. Но я не собираюсь являться сюда каждый вечер в течение всего месяца к восьми часам и играть на органе.
— Мы хотели бы совершать молебен хотя бы по воскресеньям, — говорит начальница. — Праздничный, с органом и Te Deum[8]. Обычный молебен для сестер мы и так будем служить каждый вечер.
Я обдумываю ее предложение. Воскресными вечерами в городе все равно тоскливо, а молебен длится не более часа.
— Правда, мы не можем предложить вам достойную плату... — продолжает она. — Лишь ту же сумму, что и за мессу. Это ведь сегодня уже очень небольшая сумма, да?
— Да, сегодня это уже очень небольшая сумма. У нас там инфляция...
— Да, я знаю, — растерянно произносит она. — Церковные власти, к сожалению, за ней не поспевают. Там мыслят другими временными категориями — веками... И нам приходится с этим мириться. Мы ведь, в конце концов, делаем свое дело не ради денег, а ради Господа. Не правда ли?
— Можно ведь и объединить эти два мотива, — отвечаю я. — И это было бы вдвойне приятное чувство.
Она вздыхает.
— Мы зависим от решений церковных властей, а они принимаются раз в год и не чаще.
— И в отношении жалованья пасторов, каноников и самого епископа тоже? — спрашиваю я.
— Этого я не знаю, — отвечает она, покраснев. — Но полагаю, что да.
Я тем временем уже принял свое решение.
— Сегодня вечером я, к сожалению, не могу: у нас важное деловое совещание.
— А сегодня и не нужно, сегодня ведь еще апрель. Вот в следующее воскресенье — или, если у вас нет возможности в воскресенье — может быть, на неделе? Как было бы хорошо хотя бы время от времени совершать настоящий молебен! Дева Мария не оставит вас без награды.
— Это уж точно. Есть только одна маленькая загвоздка: с ужином. Восемь часов как раз такое неудачное время — до восьми не успеть, а после восьми уже будет поздно.
— О, с этим как раз все гораздо проще! Если хотите, вы можете ужинать у нас. Его преподобие тоже ужинает здесь. Может, это и есть выход для нас обоих?