Выбрать главу

Дружба

УТОПЛЕННИКИ

Монолог художника

«…Была темная ночь, лил, хлестал ливень. Вдруг сверкнула безумная мысль: все на земле потонуло, все – города, деревни, избы, костелы, леса, башни, поля, горы – все затопила вода. Люди ничего об этом не знают, потому что ночь, и преспокойно спят в избах, дворцах, виллах, гостиницах. Спят глубоким сном – но ведь это утопленники, белые, распухшие, окоченевшие, нечеловечески храпят, укутываются во сне в одеяла, чешут распухшие поясницы, бормочут что-то бессвязное, и жутки их выпученные, белые, как сало, глаза…»

М. К. Чюрлёнис
Икары, а также с орлом подстреленным схожи, веками космонавты поэзии, лезем мы вон из кожи… Как Гомера – боги, манят синие дали к себе все сильней с годами… Но увязли ноги в этой почве илистой, где утопленники лежат рядами… Кто нашептывал в уши, что потоп окончился и улегся, у ног играя? Нет ни метра суши – только мутный один океан, без конца и края… Тишина – как в могиле. Ложью, кровью, слезами затопленное пространство… Со своим Вергилием по зловонному царству утопленников я странствую…

Соната солнца. Анданте

Ржавые пятна…, Распухшие лица, чудовищные, как маски… Вверх! Скорее обратно! Что тут делать? Утопленникам рассказывать сказки? Зачем? О, Данте, пожалуйста, свой сарказм убийственный дай мне в подмогу! Им не на что жаловаться, потому что сполна получили они, слава богу – прежде, чем утонули в грязи лжи – крови – навоза – слёз – золота – они утопленники, их никогда не воскресить, не докликаться, не дождаться… Службу правили – тупо глядели белыми, как сало, глазами. Рухнул в пламени золоченый алтарь их молоха – виноваты сами! Что ж!.. Стоит ли пробовать разбудить, воскресить попытаться хотя б на мгновенье? Все проели, пропили и ушли в забытье, погрузились навеки в забвенье. Все… В небе ясно, звездно – только их не поднимешь ради этой манящей млечности.

Соната солнца. Аллегро

Поздно – не услышать им чистого голоса Человека и Человечности… Звезды алмазные я не стану им сыпать в мешок, как буханочки хлеба. Что вам выдумки разные и фантазии разные – что вам звезды неба! Зачем они вам, утопленники? Муки поиска и синие дали оставляю себе – вам молчания тризна. Мы два полюса, навсегда сведены наши счеты – отныне и присно!

Соната солнца. Скерцо

ЧЮРЛЁНИСА НАХОДИМ В НИДЕ

«Трудно выразить словами, как взволнован я этим замечательным искусством, которое обогатило не только живопись, но и расширило наши представления в области полифонии и музыкальной ритмики. Сколь плодотворным было бы развитие такого содержательного искусства в живописи широких пространств, монументальных фресок…»

Ромен Роллан, 1930 г.
1

Этот великий француз, блестящий знаток музыки и пластического искусства, любовался «видениями бескрайних просторов» и высоко ценил их творца. Стены его дома украшали картины великого литовского художника. Роллан именовал его «Колумбом новых художественных континентов». Таким и в самом деле был этот добрый человек с большими глазами, новатор в искусстве – пророк космического века. И в то же время Роллан удивлялся: «Не могу понять, откуда он черпал эти впечатления в таком крае, как ваш, в котором, насколько мне известно, вряд ли можно найти подобные мотивы». Роллан, вероятно, имел в виду контраст между необыкновенными чюрлёнисовскими горизонтами и серыми распаханными равнинами Литвы. Чего не понял этот великий француз, любивший Чюрлёниса, но никогда не видевший его родины, то понял соотечественник Роллана – Жан Поль Сартр, не слыхавший прежде имени Чюрлёниса, но имевший случай погостить на его земле. Стекла очков не могли спрятать удивления и радости нового открытия в глазах этого французского писателя и философа, когда разглядывал он в Каунасе небольшие по формату чюрлёнисовские картины – видения бескрайних просторов и необъятных горизонтов времени. А для раздумий над увиденным избрали мы Ниду.

Соната солнца. Финал

2

Нида так же уникальна в мире природы, как Чюрлёнис в мире искусства. Второго такого уголка, как Нида, не найти. И нет в мире второго такого художника, как Чюрлёнис. («Мы сравнивали, говорил Сартр,- Чюрлёниса с Врубелем…») Чюрлёнис совершенно обособленный мир самобытной красоты. Мир красоты, выросший над нашим миром и выше, чем наш мир. Кто однажды увидел Ниду, тот уже никогда ее не забудет, И точно так же, кто однажды встретился с видениями Чюрлёниса, тот никогда не забудет его своеобразного мира.

3

Мы карабкаемся на песчаную гору. Босые ноги увязают в золотом песке. А морской ветер поет свою величественную, монотонную, нескончаемую, как нить существования Вселенной (нить Ариадны?), песню. А прозрачные песчинки, эти острогранные крупицы алмаза, режут стекло глазного яблока. Пение песчинок напоминает жужжание золотых пчелок в лесном вереске. Кажется, никогда еще я не слышал такого поразительного пения крошечных острогранных алмазиков… Таких неземных, таких эфемерных звуков. Словно космическая мелодия… Но ветер сплачивает множество крупиц песка, они становятся тяжелее, и уши наполняются словами, сплетенными из золотых песчинок и теплого летнего ветра… Что шепчут море и песок? Я напрягаю все силы, хочу понять, что нашептывает мне песчинками у самого уха морской ветер. «Pour nous я словно слышу его голос – le faire esl rйvйlateur de 1 кtre, chaque geste dessine des figures nouvelles sur la terre, chaque technique, chaque outil est un sens ouvert sur le inonde; les choses ont autant de visages qu il y a de maniиres de s’en servir. Nous ne sommes plus avec ceux qui veulent possйder le monde mais avec ceux qui veulent le changer et с est au projef mкme de le changer qu’il rйvиle les secrets de son кtre». Неужели ветер донес до меня этот шепот? Я поглядываю на бредущего рядом со мной невысокого, сухощавого, молчаливого человека. Взбираться на гору нелегко… Каждый мускул лица моего спутника напряжен, каждая жилка как струна… Человек должен победить… Нет, он ничего не говорил и, уж конечно, не цитировал собственных произведений. Ветер мне нашептал эти его слова. Это чюрлёнисовские миражи неба и иллюзии пустынь.