Адела. Смотри, дочка, смотри, что в чемодане. И скажи мне, разве у тебя другие мысли?
Лаура (заглядывает в чемоданчик Марты). Боже мой! В жизни не видела такого богатства. (Мечтательно.) Можно было бы навсегда уехать из этого города.
Адела. Отправиться путешествовать! Поглядеть на белый свет. И Лурдскую богоматерь, Лаура, Лурдскую богоматерь!
Лаура. А еще чемодан и шляпная коробка…
Адела. Правильно. Потому-то они и хотели увезти их отсюда. Наверняка валюта или наркотики, и они боятся везти их через границу. Ну-ка открой коробку. Открой, детка, открой!
Лаура. Сейчас, мама, сию минуту. Как вас сразу жадность обуяла.
Пытаются открыть шляпную коробку. На пороге появляется Энрике и молча наблюдает за сценой.
Адела. Давай-ка, давай. Мы должны знать, что в ней.
Лаура. Она заперта. Вот, кажется, поддается.
Энрике. Попробуйте вот так. Я потерял ключ.
Адела. Нет, нет, не надо. Глупость какая-то, женское любопытство. (Смеется.)
В дверь звонят.
Наверное, Льермо. Ты спрятала девочку?
Лаура. Само собой. Пойду открою. (Выходит.)
Энрике. Некрасиво рыться в чужих чемоданах, тетя. По-моему, некрасиво.
Адела. Видишь ли, сынок… Ты знаешь, как я люблю шляпки. Вот и хотела посмотреть, идет ли мне. Но что меня удивило — какая она тяжелая… эта «шляпка».
Входит Льермо, за ним Лаура.
Энрике. Привет, Гильермо. Рад познакомиться с вами.
Льермо. Как поживаете? Можете звать меня как все — Льермо-бесплодный, мне все равно. Людей без недостатков не бывает. Ну ладно, неохота зря время терять. Куда надо нести ваш чемодан и шляпную коробку?
Энрике. На станцию. Сдайте в багаж на первый же поезд, который пойдет в Памплону.
Льермо. Понятно. В Памплону, так? Сколько?
Энрике. В каком смысле? Не понимаю.
Льермо. Видите ли, сеньор, мне все равно, что у вас в чемодане — контрабанда или бомба.
Энрике. Но…
Льермо. Минуточку. Я говорю.
Лаура. Не противоречьте ему. Он богом обиженный, вот характер и испортился.
Льермо. Сколько вы намерены заплатить за эту работенку? Сейчас на каждом шагу проверяют.
Энрике. Ну, не знаю… Сто песет… На курево и на кофе.
Льермо. Я пошел спать.
Энрике. Погодите… Тысяча песет, идет?
Льермо. Теперь я вижу заинтересованность. Идет. Пятьсот сейчас, и пятьсот, когда принесу квитанцию.
Энрике. Держите. (Дает ему деньги.)
Льермо (тихо, Энрике). Мне надо с вами поговорить. Уже видели?
Энрике. Что?
Льермо. Тшш… (Отводит его в угол.) Хустину. Видели?
Энрике. Ну конечно. Она была здесь.
Льермо. И как она вам? Хороший у меня вкус? Потому-то и коплю денежки… В один прекрасный день уйдем отсюда, и тогда уж… Тогда эта семейка узнает, могу я иметь детей или нет.
Энрике. Хорошо, хорошо…
Льермо. Послушайте. Интересуют вас сушеные головы, человеческие, брелок можно сделать, заколку на галстук, в гостиной поставить для красоты?
Энрике. Что вы говорите, молодой человек?
Лаура. Ухо востро, братец! Сейчас он захочет всучить тебе сушеные головы. Не бойся, они ненастоящие.
Льермо. Она говорит — ненастоящие! Я собираю их на кладбище, а дома сушу, пока не станут маленькими, с кулак. Потом приклеиваю на бакелитовую пепельницу, а внизу пишу: «Привет из Бадахоса». Люди думают, что они ненастоящие, а они — наоборот! Энрике. Бели это чудовище такое делает здесь, что бы он натворил в Париже, да еще с образованием?
Льермо. Что вы говорите?
Энрике. Ничего, парень, просто так. Не вздумай, Бога ради, путешествовать или читать книжки.
Льермо. Послушайте… Бели желаете запрещенные журнальчики, почтовые открытки, инсулин, морфин или гашиш, свежайший, наберите только этот номер — и все. (Достает визитную карточку.) А не желаете японскую зажигалку… она может служить еще шариковой ручкой и радиоприемничком на батарейках? Со скидкой… Для вас…
Энрике. Дело в том, что… я не курю.
Льермо. Не важно. Ею можно лес поджечь.