Цицерон М.Т. О старости. О дружбе. Об обязанностях

Цицерон О старости О дружбе Об обязанностях

ОТ РЕДАКЦИИ

Предлагаемые вниманию читателя три поздних произведения Цицерона — диалог (т. е. беседа) «О старости», диалог «О дружбе» и трактат «Об обязанностях» написаны им на политико-философские темы: о значении старости в жизни человека; о политической мудрости людей преклонного возраста и об их ценности для общества; о дружбе как союзе между гражданами, близкими по политическим взглядам; о нравственных основах государственной деятельности и о гражданском долге; о вопросах морали. В диалоге «О дружбе» и в трактате «Об обязанностях», написанных Цицероном уже после убийства Цезаря, имеются также и отголоски событий времен падения республиканского строя в Риме.

Эти три произведения Цицерона переведены на русский язык не впервые. Трактат «Об обязанностях» («О до́лжностях») был издан в 1761 г. Академией наук в переводе Бориса Волкова; беседа «О дружбе» вышла в 1852 г. в переводе П. Виноградова, а в 1893 г., вместе с беседой «О старости», — в переводе И. Семенова. Переводы Волкова и Виноградова снабжены примечаниями.

Оба диалога и трактат «Об обязанностях» оказали большое влияние на мыслителей и писателей поздней античности, раннего христианства, эпохи Возрождения и на французских просветителей и часто цитируются ими. Представляя собой выдающиеся памятники мировой культуры, они в то же время являются образцами римской прозы.

Комментарий содержит две вводные статьи и примечания.

МАРК ТУЛЛИЙ ЦИЦЕРОН

(106—43)

Мрамор. Ватикан

О СТАРОСТИ (Катон Старший)

[Первая четверть 44 г. до н. э.]

(I, 1) Тит мой, если тебе помогу и уменьшу заботу —
Ту, что мучит тебя и сжигает, запав тебе в сердце,
Как ты меня наградишь?[1]

Ведь мне дозволено обратиться к тебе, Аттик, с теми же стихами, с какими к Фламинину обращается

Тот человек, что был небогат, но верности полон[2].

Впрочем, я хорошо знаю, что ты не станешь, подобно Фламинину,

Так терзать себя, Тит, и денно и нощно заботой[3].

Ведь я знаю твою умеренность и уравновешенность, а то, что ты привез из Афин не только прозвание свое[4], но и просвещенность и дальновидность, хорошо понимаю. И все-таки я подозреваю, что тебя иногда чересчур сильно волнуют те же обстоятельства, какие волнуют и меня самого[5], но найти утешение от них довольно трудно, и это надо отложить на другое время.

Но теперь мне захотелось написать тебе кое-что о старости. (2) Ведь общее бремя наше — старость, уже либо надвигающуюся на нас, либо, во всяком случае, приближающуюся к нам[6], я хочу облегчить тебе, да и самому себе. Впрочем, я твердо знаю, что бремя это, как и все остальное, ты несешь и будешь нести спокойно и мудро. И вот, когда я думал написать кое-что о старости, то именно ты представлялся мне достойным этого дара, которым мы оба могли бы пользоваться сообща. Для меня лично создание этой книги было столь приятным, что оно не только сняло с меня все тяготы старости, но даже сделало ее тихой и приятной. Следовательно, нам никогда не восхвалить достаточно достойно философию, повинуясь которой человек может в любом возрасте жить без тягот.

(3) О других вопросах я говорил уже немало[7] и буду говорить еще не раз; но в этой книге, которую я тебе посылаю, речь идет о старости, причем всю беседу я веду не от лица Тифона, как поступил Аристон Кеосский[8] (ведь сказание едва ли показалось бы кому-нибудь убедительным), а от лица старика Марка Катона, чтобы придать своей речи бо́льшую убедительность. Рядом с ним я изображаю Лелия и Сципиона, удивляющимися тому, что Катон переносит старость так легко, а его — отвечающим им. Если покажется, что он рассуждает более учено, чем обыкновенно рассуждал в своих книгах, то припиши это влиянию греческой литературы, которую он, как известно, в старости усердно изучал. Но к чему много слов? Ведь речь самого́ Катона разъяснит тебе все то, что я думаю о старости.

(II, 4) Сципион. — Вместе с присутствующим здесь Гаем Лелием я очень часто изумляюсь, Марк Катон, как твоей выдающейся и достигающей совершенства мудрости, так особенно тому, что я ни разу не почувствовал, что тебе тяжка старость, которая большинству стариков столь ненавистна, что они утверждают, что несут на себе бремя тяжелее Этны[9].

Катон. — Вы, Сципион и Лелий, мне кажется, изумляетесь не особенно трудному делу. Тем людям, у которых у самих нет ничего, что позволяло бы им жить хорошо и счастливо, тяжек любой возраст; но тем, кто ищет всех благ в само́м себе, не может показаться злом ничто основанное на неизбежном законе природы, а в этом отношении на первом месте стоит старость. Достигнуть ее желают все, а достигнув, ее же винят. Такова непоследовательность и бестолковость неразумия! Старость, говорят они, подкрадывается быстрее, чем они думали. Прежде всего, кто заставлял их думать неверно? И право, как может старость подкрасться к молодости быстрее, чем молодость — к отрочеству?[10] Затем, каким образом старость могла бы быть на восьмисотом году жизни менее тяжкой, чем на восьмидесятом? Ибо, когда годы уже истекли, то — какими бы долгими они ни были — неразумной старости не облегчить никаким утешением. (5) И вот, если вы склонны изумляться моей мудрости, — о, если бы она была достойна вашего мнения и моего прозвания![11] — то я мудр в том, что следую природе, наилучшей руководительнице, как бы божеству, и повинуюсь ей; ведь трудно поверить, чтобы она, разграничив прочие части жизни, могла, словно она — неискусный поэт, пренебречь последним действием. Ведь что-то должно прийти к концу и, подобно ягодам на кустах и земным плодам[12], вовремя созрев, увянуть и быть готовым упасть. Мудрому надо терпеть это спокойно. И право, разве это сопротивление природе не похоже на борьбу гигантов с богами?

1

Энний, «Анналы», X, 335 сл. Фален². Слова пастуха, предлагающего свои услуги в качестве проводника консулу 198 г. Титу Квинкцию Фламинину, который вел войну с македонским царем Филиппом V (вторая македонская война, 200—197 гг.). Шутка Цицерона основана на совпадении имен Фламинина и Аттика. См. Цицерон, письма к Аттику, XVI, 3, 1 (778); 11, 3 (799). — Тит Помпоний Аттик (109—32), очень богатый римский всадник, близкий друг Цицерона, занимался коммерческими делами и не принимал прямого участия в государственных делах, но пользовался большим влиянием. Он считался эпикурейцем. Возможно, что он после гибели Цицерона участвовал в выпуске в свет его переписки. При помощи своих рабов-переписчиков Аттик размножал и выпускал в свет и в продажу произведения античных авторов, в том числе и произведения Цицерона. Он занимался также историей и написал «Летопись» (Liber annalis), от которой сохранились фрагменты. — Об Эннии см. ниже, прим. 22.

2

Энний, «Анналы», фр. 338 Фален².

3

Энний, «Анналы», фр. 334 Фален².

4

…ты привез из Афин не только прозвание свое. — Тит Помпоний прожил в Афинах с 88 г. по 65 г. и поэтому был прозван Аттиком (т. е. Аттическим).

5

…обстоятельства, какие волнуют и меня самого… — намек на диктатуру Цезаря.

6

…Старость… приближающуюся к нам… — в это время Цицерону было 62 года, Аттику — 65 лет.

7

О других вопросах я говорил уже немало… — Цицерон имеет в виду свои сочинения по философии и риторике: «О пределах добра и зла», «Учение академиков», «Парадоксы стоиков», «Тускуланские беседы», «О природе богов», «Об ораторе».

8

Аристон Кеосский — философ-перипатетик. Тифон (миф.) — сын троянского царя Лаомедонта; его полюбила богиня Эос, испросившая для него у Зевса бессмертие; она забыла испросить для него вечную молодость, и он, мучимый старостью, превратился в кузнечика. См. Овидий, «Любовные элегии», I, 13, 35.

9

…несут на себе бремя, тяжелее Этны. — По мифу, гиганты, огромные существа, наделенные необычайной силой, родились от Земли и крови Урана, вытекшей из раны, которую ему нанес его сын Кронос; они были смертны. Гиганты восстали против богов-олимпийцев, чтобы освободить титанов, заключенных Зевсом в преисподнюю. Борьба, во время которой стороны метали друг в друга скалы и даже острова, закончилась поражением гигантов, один из которых оказался погребенным под вулканом Этной. См. Цицерон, «О природе богов», II, 70; «Тускуланские беседы», II, 20; Овидий, «Метаморфозы», I, 151 сл.; «Фасты», III, 439 сл.; Гесиод, «Происхождение богов», 132 сл.; 531 сл.

10

В Риме отрочество (pueritia) считалось до 17 лет, до получения тоги взрослого (toga virilis, toga pura); молодость (adulescentia, iuventus) — до 46 лет; после 46 лет начинался преклонный возраст (aetas seniorum); в 60 лет, по представлению римлян, наступала старость (senectus).

11

Цицерон часто называл Катона Старшего мудрым. Ср. «О законах», II, 64; «О дружбе», 6. Этимологически прозвание Cato сближают с catus, acutus (искушенный, хитрый). См. Варрон, «О латинском языке», VII, 46.

12

…подобно ягодам на кустах и земным плодам… — ср. Цицерон, «О предвидении», I, 116.