26 августа 1802 года император в ответ на просьбу царевичей Баграта, Иоанна и Михаила о возвращении на родину отдал следующее распоряжение: «…Вновь полученные из Грузии известия, что некоторые члены Царского дома, продолжая прежние несогласия, подстреканиями и внушениями препятствуют успешному введению в страну сию предположенного порядка и благоустройства, решили Его императорское величество, в отвращение сих препятствий и для успокоения того края, не только находящихся здесь членов Царского дома оставить в России, но и прочих сюда же вызвать». Члены бывшей правящей династии могли выбрать себе любое место для проживания в России, «исключая С.-Петербург по дороговизне его и по несходствию климата». Содержание каждого члена фамилии Багратионов в России определялось по 10 тысяч рублей в год на каждого, тогда как в Грузии эта сумма не превышала трех тысяч рублей[325].
Довольно сложной задачей стала высылка царевича Вахтанга Ираклиевича, одного из главных действующих лиц «возмущения» 1801 года. Первая попытка его ареста сорвалась, поскольку для русских офицеров большой неожиданностью оказалась система тайных ходов в замках, принадлежавших царевичу, по которым он и ушел в безопасное место. Тучкову потребовалось немало потрудиться, чтобы угрозами и уговорами вернуть его в Тифлис. После этого в Грузии стало спокойнее[326]. Вскоре затем его и царевича Баграта вывезли в Россию под сильным конвоем[327]. В 1803 году удалось уговорить выехать в Россию Давида Георгиевича. Детей царицы Марии Илью и Гавриила отдали в 1-й кадетский корпус, установив им, так же как и малолетнему Окропиру, ежегодный пенсион в 3050 рублей.
Самым драматичным событием в истории удаления из Грузии бывшей царствующей фамилии стала депортация вдовы Георгия XII Марии с двумя дочерьми и малолетним сыном. В записках С.А. Тучкова это изображено следующим образом: «…Князь Цицианов посылал неоднократно генерала Лазарева, чтобы уговорить ее ехать в Россию. Она никак на то не соглашалась, отговариваясь слабостью здоровья, тем более, что приходилось ехать верхом до самой границы, что почти необходимо. Генерал Лазарев показал ей один раз небольшие русские дрожки, на которых можно было проехать по сей дороге. Но она отвечала, что никогда не ездила на таком экипаже и что никак не согласится сесть на оный. Тогда он велел сделать довольно спокойные и хорошо выбранные носилки, или портшез, по-грузински трахтереван называемые, — экипаж, употребляемый в Грузии пожилыми женщинами. Лазарев сам встал в оные и велел себя носить мимо ее окон, останавливаясь перед оными и хваля пред ней спокойность сего экипажа. Все предложения генерала Лазарева делаемы были царице с некоторого рода насмешкой и недовольным уважением. Она жаловалась на то князю Цицианову и не получила никакого удовлетворения; отговорка же ее ехать заставила их принудить ее к тому силой. Итак, генерал Лазарев, окружив ночью дом ее батальоном егерей, сказал ей, что до рассвета должна она будет непременно выехать, что он объявляет ей сие именем князя Цицианова, действующего по повелению императора Александра. На сие отвечала она ему: "Князь Цицианов был некогда мой подданный; а император российский, не знаю, какое право имеет со мной так поступать: я не пленница, не преступница, притом слабость здоровья моего, как вы то сами видите, не позволяет мне предпринять столь далекий путь"… С рассветом вместе со многими офицерами вошел он в ее комнату и нашел ее сидящей на прешироком и низком диване или софе, каковые употребительны в Азии… Генерал Лазарев начал принуждать ее к отъезду, а она представляла ему прежние отговорки. Тогда генерал Лазарев, выйдя на галерею, окружающую дом, сказал своим офицерам: "Берите ее и с тюфяками, на которых она сидит". Едва они коснулись дивана, как у царицы, ее дочери и у всех бывших тут женщин появились в руках кинжалы. Офицеры отступили, а двое из них выбежали на галерею: один кричал генералу Лазареву: "Дерутся кинжалами", а другой солдатам "Егери, сюда!" Генерал, услышав сие, сказал последнему: "На что егерей?" С сим словом вошел он в комнату, в которой по причине раннего утра недовольно было еще светло, да и занавесы у окна были опущены… Царица, увидев генерала Лазарева, сказала: "Как вы немилосердно со мной поступаете! Посмотрите, как я больна. Какой у меня жар?", и при этом она подала ему левую руку. Но лишь только взял он ее за руку, как правой ударила она его в бок кинжалом, повернула кинжал и в то же мгновение выдернула из тела. Говорят, якобы она за несколько дней перед тем брала уроки у одного известного лезгинского разбойника, оставившего свой промысел, как действовать сим оружием. Она пробила его насквозь… Генерал-майор Лазарев едва мог дойти до дверей, упал и кончил жизнь.