Но пожить русским барином не довелось.
А жаль. Очень интересно, как бы писал Достоевский, живя в собственном доме посреди собственной земли.
Дмитрий Шабанов: Эффект индульгенции
Дмитрий Шабанов
Опубликовано 20 сентября 2012 года
А Я говорю вам, что всякий, гневающийся на брата своего... Мф.5:22
Начал писать колонку о том, какие обстоятельства могут обусловливать ценность чего бы то ни было (кроме очевидных — стоимости и полезности). Не дописал. Дёргают, отвлекают споры, в которые я вовлечён. Ладно. О высоком — в следующий раз, а сейчас — о чёрно-белом мышлении.
Начну с видео. Тихий вечер в семье Ричарда Докинза. Горит камин. Глава семейства сидит с «яблочным» ноутбуком и читает вслух письма читателей. Кому читает, не видно. Третьей жене? Дочери от второго брака? По крайней мере, каким-то женщинам. Письма вызывают у слушательниц смех. Поинтересуйтесь, что ему пишут. Моего английского не хватило, чтобы понять всё, но там, куда я дал ссылку, на плеере есть кнопочка СС — она вызывает русские субтитры.
Ему пишут защитники веры, христиане. Некоторые просто ругают автора атеистических книг как дурака. Некоторые мечтают о несчастьях, которые с ним могут приключиться, желают ему трагической и мучительной гибели, восторженно ожидают адских мук, которые ему достанутся.
Мы уже видели (слышали, читали, обоняли...) что-то подобное совсем недавно, правда? Ну хотя бы по поводу девиц, повинных в неуместном поведении. Надо бы перестать удивляться, а я всё не могу привыкнуть.
И удивляет меня не только милый смех женщин, которые, вероятно, любят адресата этих писем (не вижу в этих письмах ничего смешного; мне кажется, это повод для печали). Рискну задаться вопросом, который недавно высказывали уже многие: как люди, выбрызгивающие вовне ненависть, могут считать себя христианами? И дело тут не только в том, что они нарушают заветы основателя своей религии.
Не хочу обидеть ничьх чувств, но можно попробую сформулировать? Призыв к отказу от такого поведения, содержащийся в Нагорной проповеди, — нечто большее, чем категорический завет основателя христианства.
Я попробую обосновать это не торопясь и начну с фразы, начало которой приведено в эпиграфе. Она известна в двух версиях. Вот более распространённая:
"А Я говорю вам, что всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду".
Есть и другая, более редкая версия, встречавшаяся, в частности, в весьма старых источниках:
"А Я говорю вам, что всякий, гневающийся на брата своего, подлежит суду".
Надо не забывать, что речь тут идёт не только о брате, а просто о другом человеке, и не о земном суде, и не столько о суде даже, сколько об осуждении (по крайней мере, за этот гнев).
Как объяснить расхождение версий? Возможно два предположения. Согласно первому, автор высказывания «А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас» разделял напрасный и ненапрасный гнев и осуждал только напрасный. Увы, кто-то из переписчиков исходных текстов по недосмотру упустил слово «напрасно».
Второе предположение заключается в том, что слово «напрасно» — чуждо тексту, в котором оказалось. Его не было в исходном варианте, но какой-то из переписчиков, у которого не помещалось в голове, что осуждения заслуживает любой гнев, вставил его по своему разумению.
Случайная потеря или намеренная вставка? Не будем погружаться в источниковедческие рассуждения. Сколько я понял, окончательно доказанной не может считаться ни одна из этих версий. Но какая из них психологически достовернее? И нашей повседневной жизни, и повседневной жизни ранних христиан более соответствует первая. Общей направленности Нагорной проповеди — вторая.
Я — агностик. Свои взгляды на вопрос, по которому сломано множество копий, я объяснил когда-то в колонке о книге Докинза "Бог как ". Я с уважением отношусь к священным текстам и считаю многие из них свидетельствами высот, доступных для человеческого духа. Меня вполне убеждают аргументы того же Докинза и многих других атеистов о том, почему люди, искавшие ответы на самые сложные вопросы в своей жизни, находили их в вере в бога, задающего и законы природы, и законы морали. Этот бог был похож на людей, которые его придумывали, а может быть, и не на них самих, а на их строгих отцов. Не Бог создает людей по своему образу и подобию, а они — его! Иначе невозможно объяснить, что о благом и всемогущем Боге утверждают, что на протяжении вечности он будет развлекаться бесконечными пытками ослушавшихся его людей. Я понимаю Ницше, испытывавшего отвращение от предположения одного из первых отцов христианской церкви, что наблюдение за страданиями грешников будет одним из райских блаженств. Ницше не делал поправку на время, то самое, когда гонимые христиане вставляли слово «напрасно» в Нагорную проповедь, чтобы оправдать свой гнев на своих гонителей — а, собственно, почему он должен был делать такую поправку на время?