8 июля 1789 г
Мне пришло письмо:
Моя дорогая Элиза!
Во-первых, должна извиниться за то, что так долго не отвечала на ваши письма. Признаюсь, как на духу: моя неспособность удовлетворить вас ответом проистекала главным образом от моей разгневанности. Я долго сердилась за то, что вы обманным путем втерлись ко мне в доверие. Но затем, поразмыслив, я поняла: между нами есть немало общего. Я благодарна, что вы решили довериться мне, и хочу заверить вас, что ваши извинения приняты.
Я была необычайно удовлетворена, узнав, с каким вниманием вы отнеслись к письмам моего брата. Это не только подтверждает правильность моего решения отдать их вам. Я убеждена: останься Хэйтем жить, возможно, он бы сумел в той или иной мере достичь своих целей. Я надеюсь, что вы достигнете их вместо него.
Вы писали, что Арно – ваш суженый – гордится своим ассасинским наследием. Но поскольку вы его любите, это может благотворно сказаться на будущем объединении. Ваши опасения насчет замыслов вашего отца обратить этого молодого человека в тамплиерскую веру считаю обоснованными. Согласна я и с тем, что мотивы ваших опасений могут быть своекорыстного свойства. В равной степени, если бы ассасины узнали об Арно, их учение могло бы показаться ему весьма убедительным и он перешел бы на их сторону. Ваш возлюбленный вполне мог бы стать вашим врагом.
К слову сказать, у меня есть сведения, которые могут вам пригодиться. Эти сведения почерпнуты из… официального ассасинского источника. Как вы понимаете, обычно я не встреваю в подобные дела, а сведения, получаемые мною случайно, не выходят за стены моего дома. Отчасти это вызвано отсутствием у меня интереса к подобным вещам и отчасти – тщательностью и осторожностью, которые я стремлюсь соблюдать во всем. Но упомянутые сведения могут оказаться важными для вас. Они исходят от Пьера Беллека – высокопоставленного ассасина, нынче заточенного в Бастилию. Беллек сообщает о неожиданном знакомстве с молодым человеком по имени Арно, обладающим изрядными ассасинскими способностями. Уж не ваш ли это суженый? Возможно, вам стоит проверить сообщение Беллека.
Остаюсь искренне ваша,
14 июля 1789 г
1
Волнения сотрясают Париж уже более двух недель – с тех самых пор, как в столицу вошли двадцать тысяч королевских солдат. Король приказал их ввести, дабы прекратить беспорядки и запугать графа Мирабо и его депутатов от третьего сословия. Но когда король отправил в отставку своего министра финансов Жака Неккера (этого человека многие считали спасителем французского народа), беспорядки вспыхнули с новой силой.
Несколькими днями ранее толпа штурмовала тюрьму аббатства Сен-Жермен, чтобы освободить гвардейцев, брошенных туда за отказ стрелять в протестующих. Повсюду слышалось, что нынче рядовой солдат служит народу, а не королю. Национальное собрание, называемое теперь Законодательным, воспринималось как реальная власть. Они придумали собственный трехцветный флаг – триколор. Его можно увидеть повсюду.
После штурма аббатской тюрьмы парижские улицы наводнили вооруженные люди. Появилось народное ополчение численностью в тринадцать тысяч человек. Они бродили по разным частям города, ища оружие. Призывы вооружаться звучали все громче и настойчивее. Сегодня утром они достигли своего апогея.
В предрассветные часы народное ополчение ворвалось во Дворец инвалидов и захватило имевшиеся там мушкеты. По общему мнению, в руках мятежников оказалось несколько десятков тысяч ружей. Однако у них не было пороха. Где взять порох?
В Бастилии. И именно туда я и направляюсь, продираясь по охваченным волнением улицам взбудораженного города. Ранним утром Париж бурлил от долго подавляемой ярости и желания мстить. Словом, не самое спокойное местечко для прогулок.
2
Я шла по улицам, поминутно оглядываясь. Поначалу я не слишком понимала, что к чему. Но потом я увидела толпы людей. Казалось, они вместе куда-то спешили, толкались, устраивали настоящую сумятицу из тел. Однако, присмотревшись, я заметила две ясно различимые группы.
Первые были исполнены решимости подготовиться к грядущим бедам. Они стремились защитить себя, свои семьи и имущество. Им хотелось избежать столкновений. Сюда же относились и такие, как я, понимавшие, что могут стать мишенью для выплеска чьей-то злобы.