– Рядом. Здесь, Яров.
Я указал ему место по правую руку – место генерала Беркутова. Он подошел ближе. До меня дошел его высокочастотный страх, прошедший по ментальному фону коротким сигналом, пресеченный волевым усилием. Он молча опустился в кресло, напряженно застыл, не касаясь прямой спиной высокой опоры. Яров не смотрит мне в глаза, когда не смотрю я, как сейчас. Но я вижу его не глазами. Я вижу его не одним зрением. Отраженный свет показывает мне его резко очерченное лицо с прямым жестким взглядом – лицо, зримое всем. Излучение его разума дополняет зримость, проявляя бесстрашную гордую честность. Но его общее поле четко чертит тяжелую, скрытую разумом, усталость, сгибающую прямую спину, склоняющую поднятую голову, опускающую устремленный к цели взгляд. Я вижу его боль. Мне видны его обожженные, рассеченные нервы, его скрытые от света медицинской правкой шрамы, сохраняющие следы боли, несмотря на усилия врачей армейской медслужбы. В этой проекции я вижу его лицо искаженным страданием, изувеченным рубцами. Он не скрывает ни одного истинного лица, но не знает, что кто-то способен видеть их все вопреки его воле.
– Курите, Яров. Я знаю, вам это еще нужно.
Он положил открытую пачку на стол, взял сигарету, закурил. Я еще помню, что прежде был способен вдыхать дым, но это было давно, теперь память об этом почти распалась.
– Вы в курсе истинного положения дел, Яров. У вас нет точных данных, но вы наблюдательны, вы понимаете.
Я перевел на него взгляд. Он мысленно отпрянул от меня, но пресек действие высшим контролем, не позволив страху сойти к внешней проекции, отображаемой светом. Я знаю, что он ответит, что сделает. Я знаю, что побудит его сделать это не преданность мне, он предан только системе. Он понимает, что скоро я перестану быть человеком. Но он понимает, что скоро системой не способен будет управлять ни один человек. Яров расстегнул кобуру, положил отключенное оружие на стол рядом с пачкой сигарет.
– Я рассчитываю не только на ваше оружие, Яров.
– Мое оружие, мой разум, моя жизнь… Что вам нужно еще?..
– Правда.
Он всмотрелся в мои слепые глаза без содрогания.
– Вы еще похожи – издали.
– Только издали.
– Снегов, вас называют – замерзшим вечным холодом, как Хакая – трижды сожженным. Вы подобны слепой статуе – ваши движения бедны и скованы, как ваша речь. Вы не реагируете на обычные для человека раздражители. “Защитники”, подключаемые к действию только расчетом необходимости действия, реагируют, а вы – нет.
– Нет необходимости в стольких действиях, достаточно ответа в одном мысленном формате.
Яров думает. Его фон поднимает высокие пики перебойных излучений. Чередой сменяются уверенность, смятение, готовность к действию, отмена действия, ожидание действия. Его разумом затронуты расширенные связи долгосрочной памяти. Он ищет ответ. Его разумом задеты зоны агрессии. Побудительные, тормозящие импульсы. Ему трудно ответить мне.
– Снегов, человеку не доступны части излучений, доступных вам… Вы не даете человеку понятного для него ответа. Ваш мысленный ответ четок, но односторонен – он не видим и не слышим человеку, получающему часть данных в форматах отраженного света и колебаний воздуха.
– Мои руки онемели, глаза ослепли. Вы знаете, что я иной.
– Мне известно только, что генералы Совета РССР решили, что вас нельзя больше считать человеком. Скоро Совет объявит вам “недоверие” и потребует от вас передачи полномочий главе Центрального управления СГБ – генералу Беркутову. Он постарается закрыть вас тишиной и прервать ваше существование, которое больше не считает жизнью.
– Вы знаете, кто я?
– Нет. Знаю только, что вы давно не человек, Снегов, – вы только похожи.
– Но я теряю сходство с человеком, Яров.
– Уже потеряли. Вы забываете не только движения людей, людской взгляд, но и код речи.
– Вы заметили?
– Заметил. Я знал, что это произойдет, когда вы замолчали. Это было давно. Теперь вы потеряли голос, как теряете слух и зрение.
– Вы знаете, что теперь я вижу иначе?
– Знаю. Мне не известен принцип действия вашего зрения. Но мне известно, что оно дает вам информацию и с видимых, и с невидимых мне частот. Еще мне известно, что ваш разум прямо и едино зрит все, что я вижу, слышу и ощущаю.
– Я вижу вас одновременно в шести проекциях, Яров, определяя все частоты испущенных, отраженных, пропущенных, задержанных вами излучений этих проекций.
– Вам виден весь спектр, электромагнитное поле и излучение, потоки и колебания частиц… Вы стали всевидящим, Снегов.
– Только мой разум. Мои глаза – затянуты туманом, руки – скованы холодом. Нет ничего прежнего. Теперь уходит прежняя память. Я определяю объекты по другому принципу излучений, отражений. Я не помню, что значит свет, мрак в забытой мной системе получения, обработки, передачи данных. Это не доступно мне. Не ясно мне, как вам – мое восприятие происходящего, подобное восприятию высших технических единиц.
Яров согласно склонил голову.
– “Защитнику” проще понять ход ваших мыслей и действий, чем человеку.
– Вы считаете, что я стал машиной, Яров?
– Считаю. Вы стали химической машиной, сходной с офицером S12. Ваше строение неуклонно меняется. Центральная нервная система развивается, когда деградирует периферическая. Ваша нервная система перестраивается и централизуется. Процессы замедляются, и кровь остывает.
– Похоже, что я умираю.
– Но вы не умираете долгие годы. Вы слепнете, остываете, но не умираете, продолжая мыслить и действовать подобно машине. И скрываете это.
– Мое ДНК меняется, отдаляя меня от жизни, от того состояния, которое обозначено жизнью. Моему коду нет подобия, Яров. Мое существование скоро нельзя будет обозначить жизнью.
– Жизнь обозначили и ограничили пределами биохимии. Но мыслящие и действующие объекты существуют и вне жизни. Как машины.
– Мы все существуем, как машины, разделенные по обозначениям, Яров.
– Согласен с вами.
– Вы знаете, кто я. При этом вы продолжаете честно служить мне. Вы убеждены, что этой службой вы исполняете долг перед системой.
– Я дал вам присягу, когда вы были еще человеком, но я готов присягнуть вам, не зная, кто вы.
– Вы сделаете это. Вы исполните мой приказ, не подтвержденный мной перед системой. После этого вы будете вольны выбирать.