нем горит огонек – когда на него светишь… Надо его разбить и посмотреть, что внутри… Но он
такой прочный, что царапает лезвие ножа… А здесь есть и еще такие – с огоньками… И они,
кажется, заряжаются от моего фонаря, светясь, когда я его отключаю… До того, как я их осветил,
они вообще не светились, а теперь – сверкают и тогда, когда я гашу свет…
– Ханс, я тебя ждать не стану!
Только, нагнав Олафа, сурово сдвинувшего брови и мрачно глядящего исподлобья
серебренными глазами, я заметил выстроенные рядами плиты, зависающие невысоко над полом…
Ими заставлен весь этот обширный зал, отгороженный от других… Фламмер, не долго думая,
бросил шкуру на одну из плит, и рухнул на спину, закладывая руки за голову… И шкура, и офицер
парят теперь над плитой в полном покое, близком ко сну… Фламмеру здесь совсем не жутко, когда
у меня каждый волосок на голове дыбом встает… Но он вообще – бесстрашный… Он и
решительный, и умный, и добрый… Как я рад, что с нами теперь такой офицер… С ним и мне
совсем не страшно. Жаль, что Олафу он изначально пришелся не по душе. Теперь Олаф будет его
проверять, а Фламмеру придется доказывать, что он такой – честный и отважный… Ему нужно
13
будет потратить уйму сил, только чтобы опровергнуть предвзятое мнение о рабочих… Олаф не
оставит его в покое.
– Фламмер, это что еще такое?!
Офицер не удостоил Олафа и взглядом, смотря прямо и неотрывно в круг рассеянного
фонарного света на достаточно высоком для этого места потолке… Я тоже посмотрел – среди
распорок в тусклом свете горят россыпи искрящихся камней…
– Фламмер! Рано отдыхать собрались! Не дам я вам в дреме парить, когда нам снаряжение
разгружать надо! И что это за булыжники, над которыми вы с этой тяжеленной шкурой летаете, как
перышко?!
Олаф встал над разлегшимся перед ним офицером, сложив и крепко сжав на груди руки. Олаф
очень настойчивый, он будет требовать объяснений, пока не получит. А получит он их точно –
Олаф все получает, он умеет… А я, пока они разбираются, еще один камень отломаю – этот,
красный, с огоньком внутри… И зеленый, конечно… и тот, и этот… Но только я собрался отколоть
прозрачный кристалл, Олаф метнулся ко мне и перехватил мою руку…
– Ханс, не трогай! Они ж горят, как звезды! Пока он не объяснит, что здесь, – не трогай ни
одного горящего камня, ни одного летающего булыжника!
Фламмер, видно, переведя дух, поднялся с летучего ложа и подошел к нам – серьезный и
спокойный…
– Пусть делает, что хочет, – он не навредит.
– Что здесь, что это за место, Фламмер?!
Офицер безразлично пожал плечами…
– Это секретный объект.
– Теперь не секретный! Теперь вы нам его открыли! Привели нас сюда, так выкладывайте все,
что знаете, про это место!
– Хватит и того, что я вас сюда привел.
– Фламмер, вы больше системе не служите!
Опасный жар бросился в лицо офицеру, но быстро отступил…
– Я и врагам системы не служу.
– Фламмер, ясно, что не высок здесь уровень секретности! Этот объект оставлен без
наблюдения, и доступы к нему едва перекрыты! Хоть что-то сказать вам этот уровень секретности
позволяет! Учтите, что мы здесь не останемся, не зная, что это за место!
Фламмер еще раз пожал плечами – подумал и развел руками…
– Раньше здесь создавали камни, подобные настоящим, – не просто похожие, а неотличимые.
Здесь получали камни, воссоздавая условия их образования в дальнем космосе. Но, когда война
осложнилась, эти разработки забросили. Шахты закрыли, и все пришло в запустение. Здесь не
осталось опасной техники и вредоносных излучений. Так что мы не ограничены в действиях. И
надзора службы безопасности нам опасаться не следует.
– А что излучают эти летающие булыжники?
– Не имеет значения, Олаф. Они безвредны для нас.
Олаф заносчиво вскинул голову, разозленный такой скупостью на объяснения… А я еще раз
убедился в благородстве этого офицера, который начинает восхищать меня все сильнее… Вот бы и
мне стать таким, как он, – все знать, уметь об этом и поведать, и промолчать… Я не выдержал и
протянул Фламмеру горящие на моей ладони звезды…
– А что это за камни, капитан? Если не секрет, конечно…
Фламмер низко опустил голову, обдумывая ответ…
– Эти кристаллы давно не используют в технических целях. Но прежде они применялись для
создания разума первого порядка.
– Для разума совершенных “защитников”?
– Для старых “защитников”. Не таких, как сейчас, Ханс. Такие машины создавались системой
до приведения в действие модели приостановки прогресса. Тогда наши технологии рвались вперед
с сокрушительной для нас силой и энергией. Мы стремительно летели с ними к катастрофе, к
концу. Но мы сумели приостановить их, отказавшись от них. Мы остановили эти разработки и
14
вывели из употребления эти технологии. Остались только их блеклые тени, в которые мы стараемся
не вступать. Старые “защитники” были кошмарными машинами, знающими и могущими
практически все, угрожающими нам этим неподвластным нам могуществом.
– Значит, у меня в руках всесильный разум этих страшных машин?
– Нет, Ханс. Эти кристаллы не хранят памяти – они чисты и безвредны.
– А им возможно дать память?
– Я не сделаю этого.
– А вы можете?
– Я не сделаю этого.
– Но вы можете…
Олаф вдруг впился суженными глазами в погоны офицера, пристально вглядываясь в коды
подразделения…
– Вы программист!
Фламмер молча кивнул и вернулся на застланный шкурами одр, снова рухнув на зависшую в
воздухе постель и устремив взгляд в потолок…
– Фламмер, вы какие программы писали?!
Офицер постарался игнорировать Олафа, но не вышло… Олаф все же очень настойчивый.
– Я занимался защитными системами.
– Какими?!
– Разными. Я долго служил режиму.
– Какими, Фламмер?! Защиту применяют ко всем системам – к разумным и к неразумным.
– Изначально я занимался защитой разума – точнее, технических единиц первого порядка. Но
здесь эти мои знания бесполезны. В этой жизни возможно столкнуться разве что с разумом техники
третьего порядка.
– Технические единицы первого порядка на практике – универсальны, как офицеры S12. Они
относятся к определенному подразделению только за счет уточняющих задач, а так – они способны
на все.
– Верно, Олаф, они способны к работе во всех подразделениях системы.
В глазах Олафа взметнулись холодные всполохи хищной жадности, но он погасил их сразу – я
один заметил их…
– Зная все о разуме первого порядка, – вы знаете все о разуме машин.
– Нет, не все. Я только контролировал заводскую технику, строящую высший разум. Я знаю о
разуме машины столько, сколько знает врач о разуме человека – это ограниченные знания,
переданные нам офицерами научных подразделений. Это они знают разум, а мы его только строим
и чиним, следуя их схемам и указаниям.
– Но вы знаете их схемы. Пусть вы не можете разработать программу нового разума, вы можете
прописать программу – старого. Сделайте нам машину, подобную “спутнику”.
– Я знаю программы техники, служащей порядку, Олаф. Я не смогу сделать машину, служащую
преступнику. Для этого нужны существенные поправки в программе.
– Разберетесь.
– Нет, это опасно – трогать такую сложную структуру, как разум “спутника”, без полного
знания дела.
– Захотите жить – отрегулируете мозги “спутника”, которого мы возьмем у системы, как вас!