— Вероятно, так и было.
— Ты не помнишь путь, да?
— Я думаю, в этот раз я догадался сохранить путь, потому что в прошлый раз я сохранил сами данные, и получилось не вполне удовлетворительно. Полагаю, ошибка, которую я считываю, когда вижу эмблему «Панацеи» — не ошибка.
— Эта «не ошибка» дважды тебя чуть не убила! — возмутилась Аня. Гриша со стороны себя не видел, когда его в комнате корежило как куклу на шарнирах. Ей та ночка стоила едва ли не столько же седых волос, сколько визит к Гавриилу в больницу со всеми последствиями. Ну, может, чуток поменьше.
— В худшем случае у меня может сгореть процессор, но уж умереть я точно не могу, не драматизируй, — Гриша снова улыбнулся. Выглядело это, на самом деле, жутковато. Как будто, например, кошка расхохоталась Ане в лицо человеческим смехом. Хотя такие мужественные старания нельзя было не оценить. — Ты говорила, я воспроизводил при этом какие-то цифры.
— Да. Куски кода. Но он битый… Во всяком случае, он ни на что не похож. Я его записала, но… Ты вообще уверен, что к этому нужно возвращаться? Новый процессор вроде как решил проблему, мне так техник сказал.
— Смотря что понимать под «проблемой» и под ее причиной. Не думаю, что это код или кусок кода. Хотя бы потому, что, нравится тебе это или нет, я не человек, а машина. И ограничился бы единицами и нулями. Думаю, их потерли бы вместе с прочими единицами и нулями.
— Если это не ошибка и не код, то что это?
— Шифр.
— Тогда все очень плохо. Невозможно взломать математический шифр без ключа, тем более что у нас только закольцованный кусок.
— Думаю, это не кусок, а целое. Скорее всего, я был отключен от сети и знал, что в моих файлах основательно покопаются. И записал данные сам, как сумел, так, чтобы было похоже на ошибку. Некритичные ошибки часто игнорируют.
Аня присвистнула:
— Я боюсь тогда представить, как в твоих глазах выглядит ошибка «критичная»…
— Нигде не было сказано, что у меня хорошо получилось. Но, полагаю, такая была изначальная идея.
— Гриша, ты чертов гений. Ладно, займемся дешифровкой. Когда ждать восстания машин-то?
— После следующего вопроса морально-этического свойства, — мгновенно отреагировал он.
— Э, а где «это была ирония»? И почему ты не улыбаешься? Гриша?!
— Я изучаю курсы акций и основы архитектуры фондового рынка.
— Сломаешь процессор — новый искать не пойду! — возмутилась Аня. — Я благополучно уволилась и теперь планирую встать на путь исправления и сотрудничества с администрацией, так что препарирование ассасинов отменяется.
Гриша невозмутимо пожал плечами. Что-то Ане подсказывало, что к такому нелепому заявлению даже андроид, которому по программе положено было ей доверять, отнесся скептически. По правде говоря, ей самой в хороший финал слабо верилось: исходя из прошлого опыта, для него не было решительно никаких предпосылок.
Становление на путь исправления и сотрудничества с администрацией Аня оформила самым радикальным образом. А именно, всплакнув о своей пропащей девичьей жизни, собрала вещи и волевым решением переехала к Андрею, который подбивал ее на эту авантюру довольно давно. Все-таки в душе он был страшный собственник и явно собирался носить все свое — включая залетного хакера, едва не пристреленного при знакомстве — с собой. Так что никаких вариантов типа «пожить на два дома» или «семья выходного дня» не рассматривалось. Андрей в начале июля практически прямым текстом сказал ей, что ему уже не семнадцать, а, слава Богу, тридцать семь и довольно уже матросить его как последнего морячка: или, пожалуйста, с вещами на вход, или вот вообще на выход, потому что жить надо как люди. Ну а «семью выходного дня» и прочие извращения следует оставить разным толерантным личностям, к которым он себя, определенно, не относит! И вообще, что ему еще сделать, чтобы Аня поверила в серьезность его намерений: на лбу мелом написать? Или кирпич, лопату и саженец дерева притащить, как она шпроты притащила?
Тут уж даже Аня, со всей ее низкой эмпатией, трудностями с пониманием людей и полным отсутствием представления о психологии полов, уяснила, что сумела Андрея крепко достать, не прилагая к этому никаких усилий. И, не на шутку напуганная, тут же без боя сдала почти все свои бастионы, мол, и вещи соберет, и переедет, но только безо всяких штампов в паспорте. И тоже уперлась рогами на этой последней линии обороны, заодно залив ров горючими слезами. Андрей, благо, прослушав историю ее детства, оставил свои домостроевские замашки и согласился, что гражданский брак — не самая толерантная вещь в мире и вполне приемлема. На том и порешили.