И вот в середине июня, как раз когда я размышлял, что нас непременно выставят из «Схолы» за недостойное поведение Беортрика, он по возвращении с ужина в таверне сообщил, что срок нашему ожиданию вышел. В таверне к нему подсел некий незнакомец, который сказал ему собирать пожитки, так как завтра с рассветом ему предстоит распрощаться с подворьем.
– Это был тот же человек, что разговаривал с тобой в катакомбах? – спросил я с надеждой.
– Нет. Этот был ниже ростом, хотя акцент у него примерно такой же. А на рукаве еще и нашита какая-то эмблема, что-то вроде ливрейного знака. Чей-то слуга, наверное.
– А откуда он тебя знает, он сказал, хотя бы намеком?
– Нет. На франкском он говорит так себе. Из его слов я понял, что отсутствовать буду несколько дней, а сюда, скорее всего, не вернусь.
– Ты, надеюсь, сказал ему, что вместе с тобой иду и я?
– Пробовал – сумел донести это до него на языке жестов. Вид у него был не сказать чтобы довольный.
К моему облегчению, смуглый, с неприветливым лицом человек, ранним зеленоватым утром встретивший нас у ворот, держал в поводу трех коней. Прилаживая на круп предназначенного мне животного переметные сумы, я ловил на себе недоверчивый взгляд нашего провожатого. Как только мы взобрались в седла, он двинулся впереди размашистой рысью, и довольно скоро мы выехали по пустым звонким улочкам из города и двинулись по предместьям, еще подернутым дымкой утреннего тумана. Было видно, что дорога, по которой мы держали путь, насчитывает множество веков. Первые несколько миль мы проезжали мимо величественных античных гробниц, проплывающих вдоль обочин одна за другой. Вероятно, усыпальницы были сооружены в память о знатных усопших времен еще Римской империи. Большинство этих мавзолеев находилось в плачевном состоянии, а те, что более-менее сохранились, были преобразованы местными земледельцами в амбары и скотные дворы. По расположению утреннего солнца можно было судить, что движемся мы на юго-восток, хотя наш провожатый ни словом не обмолвился о том, куда мы едем и кто нас там встретит. Он ехал, поджав губы, и не обращал на нас никакого внимания: попытка с ним заговорить наверняка уперлась бы в строптивое молчание, так что я и не пытался этого сделать. К полудню мы остановились на постоялом дворе взять воды и напоить лошадей, и здесь я спросил мальчишку-прислужника, что это у нашего провожатого за эмблема на рукаве – грозный вепрь. Мальчишка посмотрел на меня, как на недотепу. Оказалось, что вепрь был фамильным гербом принцев Беневенто. В общем, такого ответа стоило ожидать.
По словам Павла, город Беневенто находился в четырех-пяти днях пути от Рима, так что меня несколько удивило, когда на третий день наш провожатый свернул с главной дороги. Со времени отъезда из Рима пейзаж вокруг мало изменился: все те же приятные глазу покатые холмы с оливковыми рощами и фруктовыми садами, явно превосходящие числом распаханные оратаями поля. Большинство жителей здесь предпочитало селиться в небольших домиках на вершинах холмов, засаживая отроги виноградниками.
– Куда это он нас, интересно, тащит? – задал вопрос Беортрик.
Провожатый ехал впереди по тропе, идущей через оливковую рощу. Земля внизу была настолько мягка, что поглощала стук конских копыт, а воздух вокруг звенел от птичьего щебета вперемешку с жужжанием и стрекотом насекомых, оживленных теплым послеполуденным солнцем.
– Понятия не имею, – ответил я. – Видно, мы приближаемся к беневентийским предместьям. Помнишь вчерашнюю ночевку на постоялом дворе? Наш молодец не заплатил за ночлег ни монетки, а лишь показал свою эмблему.
– Немудрено, что хозяин был такой мрачный, – отозвался саксонец.
Постепенно тропа становилась все круче, а оливы сменились густым буковым лесом. Лошади пошли медленней: из-за крутизны склона им теперь приходилось искать копытами опору. Вот деревья закончились, и мы выехали на плоский гребень холма, где на скудноватом пастбище пас небольшую отару пастух. Оглядываясь на пройденный путь, я разглядел далеко внизу извилистую ленту дороги, с которой мы съехали. Беортрик держался в нескольких шагах впереди. Заслышав его сдавленно-смятенный стон, я поспешил его нагнать. Оказывается, он глазел вперед, туда, где тропа упиралась в площадку перед несколькими строениями, над которыми возвышалась колокольня.