— Саша! — воскликнула Настя, но Антон ухмыльнулся и торжественно сказал:
— Обещаю показать самые лучшие места рыбалки, и кто поймает рыбу больше — тот не тащит всю остальную домой.
— Эй, это нечестно! А если я наловлю целое ведро, а ты всего одну, но самую большую — я что, все потащу один? — возмутился Сашка.
— Ты же все равно поймаешь больше, так что рыба-то будет твоя, — резонно возразил Антон.
Сашка нахмурился, пытаясь сообразить, что на это можно сказать, но тут они повернули налево и впереди показался белый ларек мороженщика.
— Чур, я первый! — воскликнул мальчик и побежал к ларьку.
Настя и Антон переглянулись и поспешили следом.
— Что будете? — по-деловому осведомился Сашка. Он стоял на цыпочках, закинув локти на небольшой прилавок.
— Я обычный пломбир, — сказала Настя.
Антон замялся, Сашка оглянулся и строго посмотрел на него.
— А ты?
— Ну… я тоже, — сказал Антон, покраснев.
— Какие вы скучные, — фыркнул мальчишка и обратился к продавщице, с улыбкой глядящей на них. — Дайте, пожалуйста, два пломбира в стаканчиках и одно эскимо, вот это, с белым медведем.
— Сорок восемь рублей, — сказала женщина, и Сашка тотчас хлопнул по прилавку бумажкой.
— Сколько? — на лице Антона отразилось удивление. Ему послышалось, мелькнула мысль. Не могло мороженное…
— Сорок восемь, — ответила Настя, быстро посчитав в уме. — Все правильно.
— Ну да, ну да, — кивнул ошарашенный мальчик. Потратить сорок восемь рублей на мороженное это было… выше его понимания. И опять его кольнуло тревожное чувство: что-то не так. Что-то было не совсем правильно, словно он попал в другую страну, похожую на его… и все-таки другую.
— Пожалуйста, — продавщица ловко выудила из холодильника два вафельных стаканчика с белыми шапками пломбира, исходящего волнами сухого пара, и блеснувший фольгой конус эскимо.
— Спасибо, — вежливо сказал Сашка, забирая мороженное и два рубля сдачи. — Это мне, это твое, а это — твое.
Ошарашенный Антон взял лакомство, растерянно откусил кусочек. Мороженное оказалось очень вкусным, но за такую цену… Он покачал головой и тут взгляд его упал на сверкающий яркими цветами плакат, пришпиленный к рекламной тумбе в паре метров от них.
— Нет ничего лучше мороженки летом, — сказал Сашка. Он уже успел умять половину своего эскимо. — А это — самое лучшее. Насть, хочешь попробовать?
— Нет, ты же знаешь, я пломбир люблю.
— Ну и дурочка.
— Сам такой.
— Я не могу быть дурочкой, я мальчик. Антон, будешь? — он повернулся к Антону, который, казалось, забыл о тающем в руке мороженном.
— Антон? — повторил Сашка.
— Это… это когда будет? — слабым голосом поинтересовался Антон, указывая на тот самый яркий плакат. Мальчишка чувствовал себя так, словно все вокруг отдалилось, а где-то в ушах зазвенела неприятная серебряная нота.
— А, ты про это, — Сашка кивнул. — Классно сделали, правда?
На большом глянцевом листе был нарисован высокий человек во фраке и цилиндре, сжимающий в одной руке плетку, а второй приподнимающий этот самый цилиндр. На заднем фоне были изображены — довольно правдоподобно — рычащие львы, пара тигров, пантера, похожая на Багиру, медведи — белый и бурый. Еще там были гимнасты, клоуны, штангист в полосатом комбинезоне, но они казались лишь незначительным фоном, подчеркивающим мужчину во фраке — наверное, дрессировщика — и животных, окружающих его. Все это было оформлено в том особом кричащем стиле, который сразу выделял этот плакат на фоне всех остальных. ЦИРК ЗВЕРЕЙ! гласила надпись набранная крупными буквами. ЕДИНСТВЕННОЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ В ВАШЕМ ГОРОДЕ! НЕ ПРОПУСТИТЕ!
— Когда это будет? Как скоро? — повторил Антон слабым голосом.
— Я же говорил — сегодня, — сказал Сашка.
— Сегодня… сегодня… — казалось, Антон не мог в это поверить.
Настя с тревогой посмотрела на нового знакомого.
— Антон? — вопросительно произнесла она.
— Сегодня, — как загипнотизированный повторил тот. Он чувствовал, как ослабели ноги, а голова стала тяжелой, словно чугунная болванка.
— Ну да, — Сашка пожал плечами, кинул в мусорку палочку от мороженного, — видишь, написано же.
Действительно, в самом низу плаката, шрифтом поменьше, шла строка с датой. Пятнадцатое июля и год. Именно на год и смотрел Антон.
— Пятнадцатое июля две тысячи… — прошептал он, покачнулся, позабытое мороженное выпало из рук.
— Сашка! — крикнула в ужасе Настя.
Антон с лицом, таким же белым, как растекающийся по асфальту у его ног пломбир, осел на землю.