Лейтенанты совещание устроили. Юлий с Ваном к нам поднялись и принялись сверху пшеничные поля разглядывать.
- Это наблюдатели, - уверенно сказал Ворчун.
Ван с Юлием промолчали, но по их молчанию было понятно, что с Гаем они согласны.
- Они нас видят, а мы их - нет.
- Ворчун может тоже долиной пойти, - предложил Ван, - тогда с поля нас видно не будет.
Ворчун головой помотал.
- Тогда вершинами пойдут они, и мы все у них вообще как на тарелке будем.
- Что ты предлагаешь?
- Пусть Ван вместо нас по вершинам идёт, а мы сейчас спустимся, пройдем вперёд, выйдем тихонько к полю и прочешем его частым гребнем отсюда к началу.
- Нельзя нам силы разделять, - Юлий нахмурился, - я - против.
- А я думаю, что нам нельзя себя предсказуемо вести. Они на это и рассчитывали, что мы не рискнём разделиться.
- Тогда давай все вместе пойдем этих наблюдателей ловить. Оно и вернее будет.
Ворчун отрицательно покачал головой.
- Если они увидят, что на вершинах никого не осталось, они в поле сидеть не будут. Либо поднимутся на холм и тогда всё поймут, либо сразу догадаются, куда мы делись. Сбегут, и будем мы полдня впустую по пшенице шарахаться.
- Ладно, - Юлий на Вана посмотрел, потом снова на Гая, - а почему ты пойдешь? Мне сподручнее, я и так уже внизу.
- Пшеница высокая, - задумчиво сказал Ворчун, - и густая. Прятаться в ней хорошо. Порежут они вас, без кольчуг-то.
Юлий вздохнул. Прищурился недобро, окинул взглядом пшеничные поля, снова вздохнул.
- Ладно, - повторил, - не нравится мне это, но пусть так. Весельчак, веди сюда свой сквад, - и пошёл вниз по склону холма.
Мы подождали, пока сквад Вана преодолеет половину склона, потом спустились вниз, к Юлию, и пошли дальше по следам. Точнее, пошёл Юлий со своим сквадом, а мы побежали. Опередили их стадий на пять, потом, бежавший впереди, Ворчун остановился и руку поднял.
- Слушай меня, - сказал, - наши хвостатые друзья сейчас крадутся полем вдоль вон того холма, - он указал рукой на отчетливо выделяющиеся на фоне неба фигурки егерей.
- А мы сейчас быстро выходим распадком к полю, углубляемся в него и идём назад частой цепью - в трех пасах друг от друга. Кто увидит примятую пшеницу, следы вольпов или их самих - сразу хватает за хвост и зовет остальных. Их там немного, мы их быстро зачистим. Потом возвращаемся в холмы. Всё понятно?
- Да, - нестройным хором откликнулись мы.
- Тогда бегом за мной!
Мы выбежали, пригибаясь, из-за холма и с ходу врубились в пшеничную стену. Сверху-то пшеница невысокой казалась: по пояс - по грудь, не больше. А тут оказалось, что она почти в рост человека - если не выпрямиться, да на цыпочки не встать, так и не видно, что вокруг творится. Я впереди идущего егеря на три оговоренных паса - шесть шагов то есть - отпустил и пошел следом, бездумно колосья между пальцев пропуская. Зрелая пшеница, даже перезрелая немного - еще день-два - осыпаться начнёт. Убирать надо её срочно - да кому теперь?
Тут Ней-Живучий, что впереди меня шёл, остановился и налево повернулся. Всё, достаточно зашли, стало быть. Сейчас прочесывать начнём. Ней мне жестами команду от Ворчуна передал: "Пригнувшись, Тихо, Шагом". Я кивнул, обернулся, шедшему за мной Дециму команду повторил и в нетронутую пшеницу шагнул. Децим и Ней тут же из видимости пропали, хотя было три паса до каждого - густо пшеница растёт. Не заблудиться бы. Ну, потеряться у меня, допустим, не получится, а вот вперед вырваться или вбок отклониться и на кого-нибудь из соседей наскочить - это запросто. Так что каждые пять шагов я выпрямлялся немного - так, чтобы гряду холмов сквозь пшеницу видно становилось - и по ней ориентировался.
Минут пять так шли. А может, десять. Когда в таком напряжении находишься, время всегда медленнее течёт. А еще и жарко тут. Жарко и душно - ни ветерка понизу не проскользнет, а нагретая солнцем пшеница парит вовсю. По мне уже ручьи пота бегут, и кольчуга с каждым шагом всё тяжелей и тяжелей становится.
Тут мне какое-то движение спереди-слева почудилось. Я замер, арбалет вскинул, тяжёлое дыхание своё унял, прислушался - ничего не слышно. Точнее, слышно, как пшеница шелестит, но она всё время так шелестит. Сатр! Есть! Метнулось что-то рыжее в переплетениях золотистых стеблей, я сразу туда арбалет разрядил, но чую, что опоздал немного. "Здесь!", - кричу, - "Живучий, смотри!". Через мгновение слышу крик справа "Здесь!" - но не Живучий кричал, дальше. Наверное, другого вольпа засекли, не мог же мной замеченный так быстро там оказаться. А тут еще и слева крик, - "Здесь! Двое!" - Децим кричит. Я головой верчу, а сам арбалет в живот упер, и рычаг тугой вытягиваю - взвожу. И тут он на меня выскочил. Я уже понял, что болт вложить не успею, кинул взведённый, но не заряженный арбалет в мельтешение рыжего и жёлтого впереди себя и отшатнулся в сторону, гладиус выхватывая и летящий мне в живот клинок пропуская. Вот только про кольчугу я забыл. Не дала она мне хорошенько отклониться. Но, впрочем, сама и спасла - звякнул клинок о кольца, искры высек и дальше пролетел. Нырнул вольп в пшеницу и не вижу я его. А вокруг - вопли со всех сторон, звон оружия, крики боли и ярости. Сколько же их тут - вольпов? Но некогда мне об этом думать - вон опять рыжее мелькнуло.
Вольпы любят со спины нападать. Я никогда с ними раньше дела не имел, но особенность эту паскудную за ними знаю. Поэтому я стараюсь всё время держать за спиной уже вытоптанный участок - чтобы тварь сзади близко незамеченной не подкралась. Ну и кручусь постоянно - не стою на месте. Увидел движение, бросился, мечом махнул, отшатнулся - опять искры из кольчуги. У вольпа спата на ладонь длиннее моего гладиуса, не получается у меня до него дотянутся. А у него до меня - запросто. И так - несколько раз: я впустую мечом машу, а вольп меня уже раз пять зацепил. Пока несерьезно - всё же успеваю увернуться, но чую, что ненадолго. Ловчее он меня. А самое хреновое - я это понимаю и потихоньку паниковать начинаю. Отлично знаю, что последнее дело - в бою паниковать - но ничего не могу с собой поделать: ощущение у меня, что проклятая бестия со мной, как кошка с мышкой, играется.
Все ж польза от нашей дерготни для меня кой-какая есть: полянку мы приличную вытоптали, я этим пользуюсь и от её центра не отхожу. Прятаться теперь вольпу негде, но я его всё равно толком разглядеть не могу - шустрая тварь, юркая, как ртуть и яркая - аж глазам больно. Ни мгновения перед лицом не задерживается, всё норовит сбоку зайти - тактика у них такая. Ну, я и кручусь, как игрушечный заводной болванчик.
Только плохо у меня получается. Вот удар в грудь я пропустил, практически не отбив. Кольчуга выдержала, но не до конца - похоже, пара колец таки лопнула. Чую я что-то нехорошее в груди, да и одежда больно быстро намокает. Похоже, конец мне приходит. Надо что-то делать. Я помотал головой, дурноту имитируя, сделал вид, что споткнулся и левый бок вольпу подставил, только сердце локтём прикрыл. Хорошо подставил. Бок он мне, конечно, пропороть успеет, но и я вовсе еще сознания не теряю - пусть только подойдёт поближе. А тут я еще и меч выронил.
Вольп, коротко взрыкнув, бросился на меня в прыжке. Ох, это он зря - я даже усмехнуться успел. Меч-то я намеренно выронил. Сразу же его и поймал, не успел вольп еще и половины расстояния до меня пролететь. Ну всё, сейчас я тебя, как цыплёнка на вертел... Нет! Каким-то невероятным образом вольп извернулся в полёте, я даже заметить не успел, как он это проделал. Меч мой от неожиданного удара дёрнулся так, что рука онемела, и тут же вольп спиной мне в грудь прилетел, наземь свалив. Вскочил он с меня сразу, не успел я еще до земли долететь, ну и я разлеживаться не стал. Перекатился, руку поднимая... а где мой меч? А вот он - в двух шагах от меня лежит. А в трёх - вольп стоит. Может, ухмыляется, а может - просто скалится. Ногой мой гладиус поддел, отбросив его куда-то в заросли пшеницы, и свою спату надо мной занёс. Да так и замер. И остриё болта арбалетного между глаз торчит.
Подобно ветру, вылетел откуда-то Ворчун. Пинком в спину поторопил, уже начавшего падать, вольпа, в полсекунды перезарядил арбалет - одной левой, гладиус из правой не выпуская - стрельнул в меня взглядом, полным злого боевого веселья, усмехнулся.