- Синьор Кастаньини, вы не уверены в прочности этих стен? - спросил Асторе ледяным тоном. - По-вашему, нам следует немедленно открыть ворота, не дожидаясь атаки? Оттавиано, как ты думаешь, что будет, если будут пробиты бреши в укреплениях?
- Когда солдаты переберутся через ров, - начал я, - мы встретим их камнями и кипящим маслом со стен, а внутри города их поприветствуют солдаты гарнизона, отряды ополчения и пехотинцы из Болоньи. Ну, разве что стены обрушатся в нескольких местах одновременно, да только это вряд ли произойдет.
- Вот видите, синьор Кастаньини, вам нечего бояться. Вам вверена оборона сильной крепости, так что пусть себе герцог Валентино расставляет свои пушки.
Кастеллан поморщился, уязвленный обвинением в трусости, неважно, что оно исходило от правителя города - ведь правитель-то был зеленым мальчишкой! Я опасался, что он затаит обиду и еще доставит нам хлопот. Так оно и вышло. Когда наутро началась канонада, Кастаньини был у ворот, разговаривая с караульными, а чуть позже один из ополченцев прибежал ко мне с арбалетной стрелой, к которой шнурком была прикреплена записка, адресованная нашему почтенному кастеллану. В записке содержалось следующее:
"Досточтимый синьор Кастаньини! Ваше предложение обдумано и принято. Бомбардировка будет немедленно прекращена, как только вы откроете ворота, как обещали. Ваше вознаграждение будет удвоено, если вы без промедления доставите герцога Асторе Манфреди к его сиятельству Чезаре Борджиа. Горожанам будет гарантирована безопасность, а их имуществу - неприкосновенность".
Рассвирепев, я показал записку Асторе, и он тут же приказал схватить изменника. Солдаты бросились к воротам, где Кастаньини как раз обещал караульным щедрую мзду за "спасение города", и скрутили его прежде, чем он успел опомниться и оказать сопротивление. Асторе, бледный от ярости, показал ему записку. Отпираться было бессмысленно, и кастеллан был заключен под стражу в подвал ратуши.
- Я больше никому не верю, - вполголоса сказал Асторе мне и Микеле. - Верность покупается за золото, а у меня его гораздо меньше, чем у герцога Валентино.
- Золото для большинства из ваших людей мало что значит, ваше сиятельство, - возразил Микеле. - Они любят вас, и их верность не продается.
Асторе печально улыбнулся, потом вскинул голову и посмотрел прямо на меня.
- Вот человек, в которого я верю, как в самого себя. Даже больше. - Его лицо просветлело, в глазах засияла любовь. - Оттавиано, готов ли ты возглавить оборону Фаэнцы?
Я оторопел. Разумеется, это была величайшая честь, о которой я не смел и помыслить. В определенной степени я сам считал себя еще ребенком, а войну видел вблизи впервые в жизни. Огромная армия в желто-красных колетах под стенами города приводила меня в смятение и ужас, я был беспомощен, как обыкновенный горожанин. А теперь мне предлагалось командовать всеми защитниками Фаэнцы! Я сглотнул.
- Асторе, я... - Он умоляюще смотрел на меня - испуганный, надеющийся, отчаянно ждущий помощи, и я не мог обмануть его доверия. - Я готов сделать все, что от меня потребуется.
- Многого не потребуется. Только твоя верность. - Он подошел, обнял меня и прошептал в самое ухо. - И твоя любовь.
Он обернулся к стоявшим рядом советникам и командирам.
- Передайте всем в городе, что отныне командование обороной переходит к Джованни Эванжелисте Манфреди, моему брату. Его указания должны выполняться как мои собственные, отныне он официально назначается кастелланом Фаэнцы. Синьор Браччано, немедленно подготовьте соответствующие бумаги.
Я опустился на колени и поцеловал его руку.
- Клянусь защищать вас, мой государь, и Фаэнцу - до самой своей смерти, - проговорил я.
- Хорошо. Что мы должны делать?
- Ждать, чем закончится обстрел. - Я пожал плечами. - Мы должны быть готовы к атаке в любой момент, я не знаю, долго ли выдержат стены. Караульные будут сменяться каждые три часа ночью и каждые четыре часа днем. Кроме того, потребуется поддерживать огонь под котлами с водой и маслом, на случай, если пушки пробьют стену и армия Валентино пойдет на штурм. Кроме того, - я обвел глазами присутствующих, - я не намерен прощать изменников. Если кто-нибудь еще захочет впустить в город герцога Чезаре, я сам сброшу предателя со стены. Вы поклялись служить своему господину, так выполняйте свою клятву с честью!
Микеле одобрительно кивнул, встав со мной плечом к плечу, и я облегченно вздохнул, сознавая, что его поддержка мне уж точно обеспечена. Старый вояка служил еще нашему с Асторе отцу и был превосходным фехтовальщиком, а также знал о войне куда побольше меня.
Канонада продолжалась до темноты, невзирая на холод и моросящий дождь. Я гадал, что поделывает сейчас герцог Валентино - небось, сидит в своей палатке, закутавшись в меха, и преспокойно ужинает, ожидая, когда для него откроются ворота Фаэнцы, как до того открывались ворота других городов и крепостей. Меня охватывала гордость при мысли, что двое мальчишек не спасовали перед всесильным победителем Романьи, не сдались и не бежали, как сделали это гораздо более опытные, старшие и могущественные правители.
Непобедимый Бык должен запомнить маленькую упрямую Фаэнцу, думал я, вглядываясь в черноту за кругом света факела и согревая дыханием озябшие руки. Рядом прыгал Асторе, пытаясь хоть немного отогреться. Его трясло, и он невольно жался ко мне, ничуть не заботясь, как это выглядит со стороны.
- Пойдем, братишка, - тихо проговорил я, и он кивнул, лязгая зубами.
Мы снова спали вместе, и все случилось вновь, так же как накануне. Не помню, кто начал первым, но мне было так хорошо, что я стонал как женщина, позабыв обо всем на свете. Пожалуй, это был не худший способ отвлечься от того, что ждало за городскими стенами... пусть даже цена в глазах Неба была слишком высока.
Еще неделю обстрел продолжался без особого успеха, но все понимали, что рано или поздно стены не выдержат. Чезаре Борджиа оказался еще упрямее, чем мы, и, во всяком случае, точно не был настроен уйти ни с чем. Кроме того, я обнаружил, что враги быстро нащупали слабое место - старый бастион, где кладка стен была достаточно старой, чтобы обрушиться при непрерывной атаке. Мои опасения подтвердились стылым промозглым утром, когда мы с Асторе ехали из замка, чтобы по обыкновению подняться на стену. Тупые удары пушечных ядер, ставшие уже привычными, вдруг были заглушены грохотом осыпающихся камней. Асторе замер и побелел, мы переглянулись и, не сговариваясь, пришпорили коней, догадавшись, что произошло.
Я буквально взлетел на стену и едва не поддался панике: через поле к стене бежали солдаты Борджиа, похожие на рыжих муравьев.
- Лучники! К бою! - рявкнул я, выхватив шпагу. - Котлы на стены!
Они текли ревущей рекой, озверевшие от ожидания, холода и непогоды, намереваясь взять город штурмом. Пролом манил их обещанием грабежей и насилия, и даже ров не в силах был сдержать их. Арбалетчики со стены неутомимо осыпали наступающих градом стрел, оставляя на поле десятки убитых и раненых, но захватчики продолжали упорно бежать вперед, и вскоре ров внизу наполнился их ликующими криками.
- Бросайте камни! - закричал я что было сил, и помчался вниз, к пролому, чтобы встретить врагов. Асторе остался на стене, а я, построив пехоту, приказал держать оборону внизу.
С площадки бастиона притащили котлы с кипятком и разогретым маслом, и первых особо ретивых нападающих согрели честь по чести. Сверху летели камни, и вопли раненых и убитых мешались с криками атакующих. Пехота встречала ринувшихся в пролом солдат копьями, и вскоре стало ясно, что атака не увенчается успехом. Мы повеселели, понимая, что отбиться будет несложно. Несколько защитников были легко ранены, но в остальном никто не пострадал, тогда как потери войска Чезаре были впечатляющими. Несмотря на это, атакующие все прибывали, бросаясь на штурм с мрачной решимостью своры разъяренных псов. Все смешалось, узкий пролом был забит живыми и умирающими, лязг оружия, людские крики и ржание лошадей сливались в беспорядочную какофонию. Я не чувствовал ничего, охваченный лихорадочным возбуждением битвы - ни холода, ни боли в рассеченном камнем виске. Мы отражали атаку, пока она окончательно не захлебнулась, а затем враги отступили, оставляя своих убитых во рву и на поле. Теперь уже сверху, со стены, слышались победные крики. Защитники провожали нападавших свистом и насмешливыми возгласами.