Первым делом я поискал глазами Асторе. Он сидел во главе стола - задумчивый, утомленный и, как я заметил, немного печальный. Когда к нему обращались, он отвечал и улыбался, но мысли его при этом были далеко. О чем я только думал, когда бросил его одного на этом балу? Разумеется, он не был один - вокруг роем вились знатные девушки и молодые люди, наперебой стараясь привлечь его внимание, чтобы удостоиться беседы с герцогом Манфреди, - но стена одиночества, ограждавшая его, была выше стен Вавилона. Его рассеянный взгляд скользил по зале, отыскивая кого-то среди танцующих, и когда он остановился на мне, я понял, кого именно он искал. Асторе подался вперед, жестом подзывая меня к себе, и я, оставив Фелицию, поспешил к нему.
- Я не видел тебя, - сказал он, когда я подошел и уселся рядом с ним. Его глаза внимательно изучали мое лицо. Наконец, он вздохнул и коротко улыбнулся. - Мы еще поговорим дома, хорошо?
Я незаметно нашел под столом его руку и пожал ее.
Остаток вечера пролетел незаметно. Люди, окружавшие нас, были большей частью уже пьяны, и лишь Асторе, не выпуская из рук полный бокал, так и не выпил ни капли. Сам я осушил целых три, не замечая вкуса напитка, и в итоге неожиданно для себя захмелел. Когда мы спускались по лестнице, Асторе поддерживал меня под локоть, изо всех сил стараясь, чтобы я сохранял герцогское достоинство, а я, к своему огорчению, даже не смог самостоятельно взобраться в седло.
Уже в замке Асторе позвал слуг и с оттенком презрения в голосе велел им раздеть меня и вымыть, а сам, переодевшись, принял ванну и отправился спать, больше не проявляя ко мне никакого интереса.
Следующий день мы провели, как обычно, если не считать того, что поутру у меня сильно болела голова. Асторе делал вид, что не замечает моего плачевного состояния, и не заговаривал о вчерашнем вечере, ожидая, что я начну рассказывать сам. Я отмалчивался, пока мог, но ему, кажется, не терпелось отчитать меня за мое недостойное поведение.
- Ты ешь, как свинья, Оттавиано, - заметил он за обедом. - И не говори, что делаешь это только дома.
- Спасибо на добром слове, ваше сиятельство, - ядовито отозвался я. - Что делать, у меня хороший аппетит.
- Да и ведешь ты себя, надо признаться, не лучше. Вчера только и разговоров было, что о твоем приключении с Фелицией.
Я почувствовал, что краснею. Мне казалось, что мы не привлекали к себе особого внимания, и наше исчезновение из общей залы прошло незамеченным.
- Ах, посмотрите, как мы смутились! - хмыкнул Асторе. - Должно быть, тебе неизвестно, что персона герцога, а равно и его семья постоянно в центре всеобщего внимания? Я же просил тебя быть рядом со мной, но видимо, ты позабыл о своем долге.
- Может быть, ты мне просто завидуешь?
- А есть чему? - поинтересовался он, развлекаясь. - Ты весь вечер таскался за Фелицией, как овца на привязи, потом вас видели в коридоре, а затем вы снова явились в залу, и ты нализался так быстро, что я не успел тебя остановить. Может, расскажешь, что случилось?
Напустив на себя надменный вид, я посетовал на неуместное любопытство некоторых детишек, вообразивших себя всемогущими правителями, и сказал, что успел за прошедший вечер узнать достаточно много нового, чего детишкам из-за их нежного возраста знать не полагается. Асторе пришел в ярость.
- Я всего лишь хотел, чтобы герцоги Фаэнцы не давали повода для пересудов, - побледнев, сказал он. - Если тебя это не устраивает, можешь вести жизнь, которая тебе нравится, но я не допущу, чтобы тень твоего грязного поведения падала на меня!
Вскочив из-за стола, он поспешно вышел из комнаты, оставив меня в одиночестве раздумывать, насколько сильно он был уязвлен. Я знал, что его обида на меня глубже, чем бывало прежде, и сознавал свою вину перед ним.
Я подумал о Фелиции, о быстрых неумелых объятиях в темном коридоре ратуши. Стоило ли это краткое сладостное затмение таких переживаний и душевных мук? Пожалуй, нет, решил я. Ведь я почти не знал Фелицию, а Асторе, как ни крути, был моим братом и государем. Если бы я вернулся к ней, то был бы хуже, чем предателем...
До вечера мы с Асторе не разговаривали, подчеркнуто избегая друг друга. Сидя в своей комнате, я увидел, как он прошествовал мимо моей раскрытой двери со свечой в руке и книгой под мышкой. Обычно он заглядывал ко мне пожелать доброй ночи, но сегодня я зря надеялся: он даже не повернул головы в мою сторону. Ну и хорошо, усмехнулся я. Ему все равно быстро надоест эта игра в молчанку.
Я улегся спать рано, но не мог заснуть, злясь на себя, на Фелицию, на Асторе, на всех городских болтунов и завистников. Не будь я Манфреди, им всем было бы наплевать, чем и с кем я занимаюсь на празднике! А родись я, скажем, пекарем, то давно уже беспрепятственно перепробовал бы сотню таких красоток, как Фелиция...
Сон мой, пришедший с таким трудом, был беспощадно нарушен среди ночи. Мне показалось, что стены замка рушатся, даром что он был настоящей крепостью, способной противостоять пушкам. Грохот стоял такой, что спросонья у меня едва не заложило уши, а за раскрытым окном серебрилась стена ливня, ежесекундно подсвечиваемая всполохами молний.
Проклиная все на свете, я встал и закрыл окно, по пути наступив в холодную лужу на полу. Ковер намок и хлюпал под ногами, как болотный мох. Я снова нырнул в кровать, натянул одеяло до подбородка и скорчился, пытаясь согреться.
Внезапно дверь открылась, по полу простучали быстрые шаги босых ног.
- Подвинься, Оттавиано.
Мне не хотелось спорить, да и замерз я порядком, так что просто отодвинулся в сторону, и Асторе плюхнулся рядом со мной, по-хозяйски потянув на себя край одеяла.
- Черт побери, Асторе!
Он толкнул меня холодной ногой, и я взвыл.
- Проклятье, почему это я должен пускать тебя в свою кровать? Тебе мало собственной?
- Эта гроза сводит меня с ума, - пожаловался он, стуча зубами. - Я подумал, что вместе нам будет теплее и не так беспокойно... Кстати, это не дает тебе права считать, что я тебя простил.
Он отвернулся от меня, придвинувшись вплотную и прижимаясь спиной к моему боку. От него исходило приятное тепло, и я невольно улыбнулся:
- А я вроде и не просил прощения.
Он промолчал, и тогда я решился.
- Хотя, надо признаться, я просто не успел. Прости меня, братишка, я действительно вел себя как свинопас.
Асторе хмыкнул.
- Рад, что ты признаешь это. Впрочем, если уж ты все равно начал волочиться за девушками, так тому и быть, только будь поразборчивее. Дедушка Джованни, помнится, хотел подыскать тебе невесту из знатной семьи, ну вроде Орсини или Сфорца, а Фелиция - всего лишь горожанка, дочка одного из нобилей, она тебе не ровня. - Он повернулся ко мне лицом и спросил. - Интересно, как далеко тебе удалось зайти с ней?
- Ну... - протянул я, наслаждаясь его страдальческим видом. - Не хвастаясь, скажу, что вчера получил от нее все сполна.
Асторе ахнул, вытаращив глаза.
- Ты хочешь сказать, что... ну...
Я засмеялся.
- Я хочу сказать, что получил гораздо более полное представление о назначении некоторых частей тел мужчин и женщин.
- Ух ты. - Он задумался и на какое-то время притих, вздрагивая каждый раз от вспышек молний, потом приподнялся на локте и серьезно посмотрел на меня. - Я больше не хочу говорить об этом, Оттавиано. Не знаю почему, но мне это неприятно.
- Хорошо.
Он снова отвернулся от меня и буркнул через плечо:
- Обними меня, мне холодно.
Поколебавшись, я придвинулся к нему ближе и перебросил руку через его бок. Он схватил мои пальцы, прижимая их к своей груди.
- Да, так теплее.
Я вдохнул легкий чистый запах его волос - лаванда, шалфей, дым, - и прижался к нему, ограждая от грозы и дождя, от тьмы и страшных звуков ночи.
- Спи, братишка.
Его сердце ровно билось под моей ладонью, и я знал, что ближе его для меня никогда никого не было и не будет.