Мои руки дрожат слишком сильно, и Вика благоразумно кладет планшет на пол. Неотправленные письма и едва уловимый запах сладких духов — вот и все…
— Как? Когда?
Сил больше ни на что не хватает.
— От лечебного центра она отказывалась. Не хотела, чтобы ты видела ее такой, — я сижу с закрытыми глазами, а голос Виктории отдаляется, ее шаги слышны на кухне. Снова грохот посуды, писк электронных шкафчиков, запах чая, но квартира не оживает. Оживает внутри меня боль. — Она всегда была сильной, веселой. Как и дед твой, да… Я его помню. Я их всех на всю жизнь запомню, — где-то за стеной вздыхает Виктория. А у меня больше нет сил плакать, и, уткнувшись лицом в тот же шарфик, я, кажется, засыпаю, опустошенная и обессилевшая от горя.
Сквозь сон чувствую, как Виктория укрывает меня пледом с дивана, ставит рядом стакан с водой и уходит, закрыв за собой дверь — в гулкой тишине коротко пиликает датчик замка. И квартира снова замирает, погружаясь в темноту и мертвую, бессмысленную и жестокую тишину. Мне холодно.
Мысль 2
Ночью поздравления с освобождением из лечебного центра продолжали сыпаться — вместе с моими волосами, которых опять на полу остается целое море. Надо же, курс вроде давно остался позади, а волосы и брови до сих пор выпадают, хоть и растут новые гуще. Мне даже в зеркало смотреть не хочется, да и не до своего отражения теперь. Отключаю телефон, запираю пустую квартиру изнутри и долго брожу кругами туда-сюда, из комнаты в комнату, молча и бесцельно. Пинаю, что попадается под ноги, утыкаюсь лбом в холодные стены, снова кричу, снова реву. Не могу найти в себе силы включить мамин планшет, но однажды это все-таки надо сделать.
Самые близкие, самые родные и хорошие всегда уходят так рано! Мама… Мама, дедушка, старший брат Олег. Его нет с нами уже давно, а со смерти дедушки прошло достаточно времени, но, стоит о них вспомнить, как снова становится по-прежнему больно. И боль эта старше меня, она появилась задолго до моего рождения на свет — такая долгая, тоскливая и безнадежная, непрерывно колющая под сердцем.
Не помню, как прошло полдня. Кажется, я искала какую-то информацию про Цитадель, но вместо этого нашла, как обычно, лишь название и список баз. Засекречено даже руководство, местоположение, внешний вид. Информация про вступительные испытания… Что-то из этого проходил Тимур. Летние и зимние наборы не отличаются. На секунду думаю: а что, если… Но нет. Глупая, случайная да и, к тому же, совсем нереалистичная мысль.
Решительно открываю мамин планшет и захожу в почту. Так и есть: целый лист неотправленных писем. Половина из них — мне. Нет, пожалуй, это потом, сейчас слишком…
Любопытство пересиливает горечь. И мне становится немного легче, кажется, будто сквозь черно-белые безжизненные строки я слышу ее голос, такой родной, теплый и мягкий.
“Дорогая моя девочка! Любимое солнышко!
Как ты там?
Осталось совсем немного, врачи вот-вот проведут последние обследования и отпустят тебя домой. Я очень жду, ты не представляешь, как. Помнишь, когда-то мы с дедушкой приезжали тебя забирать, а потом уехали отмечать Новый год? Так давно это было! А я все помню, представляешь? В следующем году мы обязательно встретим праздник вместе. Я очень на это надеюсь, хотя надежды уже почти нет. Я сама отказалась от нее. Поэтому вряд ли смогу отправить тебе это письмо…
Но не будем о грустном. На дворе уже весна, солнце греет совсем по-летнему, мы даже сквозь защитный купол каждый день чувствуем тепло. И каждый день я думаю о том, как ты будешь ему радоваться. Ты ведь так любишь лето, моя хорошая. Немного поправишься — и снова будешь бегать босиком, гулять в лесу до ночи, я даже отпущу тебя на ночевку к Даше. Я знаю, ты давно хотела. И неважно, что тебе скоро восемнадцать — маленький ребенок, которому вечно не хватает любви, ласки и тепла, живет в каждом из нас, сколько бы ни прошло лет.
Представляешь, потеряла рецепт твоих любимых шоколадных кексов. Ну что ж, придется импровизировать. Я так давно не пела за готовкой, потому что не радовалась так ничему, кроме как твоему возвращению. Ты наполняешь мою жизнь смыслом, радостью и светом. Я каждый день прошу небеса за тебя и жду, когда мы наконец обнимемся.
Прости, дорогая, что не могу к тебе приехать. Последнее время очень плохо себя чувствую, едва встаю с постели. А надо жить, надо работать, надо улыбаться. Ведь ничего еще не кончено. Восемь лет назад мы тоже так думали, но все проходит — пройдет и это.
Нет, пожалуй, я все-таки не буду отправлять это письмо. Кажется, что уже силой выдавливаю из себя радостные строки. Скучаю по тебе, котенок. Очень надеюсь, что увидимся.