Шатров Егор Валентинович
Цивилизация Fusion 11.6
Цивилизация FUSION
Цивилизация Пастуха
Часть 11. 6.
История пилигрима Морица.
На ладонь упала маленькая снежинка и, подняв глаза, я увидел, что звёзды скрылись за тучами, с которых вниз на землю рассеивался мелкий лёгкий снежок. Это летели стерхи, небесные создания - живущие на севере России.
Стерхи или белые журавли находятся в критической ситуации под угрозой исчезновения - их в природе осталось около 20 особей. Стерх гнездится исключительно на красивейшем Ясновельможном озере у наших некогда выжженных земель. По древней легенде с исчезновением последнего стерха кончится мир на этой земле и прежде всего в России, на родине этой незащищённой птицы.
Мориц воспринимал эту угрозу как личную и шёл следом по пути перелёта белоснежных журавлей, словно оберегая и надеясь помочь им в местах остановки и отдыха. Он сам определял их маршрут каким-то особым чутьём. То ли дорога под птицами благоухала и светилась нежным лавандовым сиянием, да неужели этого никто кроме него не замечал? Каждый раз парень запрокидывая голову высоко в небо, с надеждой и колотящимся сердцем считал журавлей - пять-двенадцать-двадцать!
Стерх крупная птица: высотой около 140 см, размахом крыльев 210-230 см и весом 5-8,6 кг. Перья в передней части головы вокруг глаз и клюва отсутствуют, кожа в этом месте у взрослых птиц окрашена в ярко-красный цвет. Роговица глаз красноватая или бледно-жёлтая. Клюв самый длинный среди всех журавлей, красный и на конце пилообразно зазубренный. Оперение большей части тела белое, за исключением чёрных маховых перьев первого порядка на крыльях. Ноги длинные, красновато розовые. У молодых стерхов передняя часть головы бледно-жёлтая; оперение коричневато-рыжее, с бледными пятнами на шее и подбородке. Изредка встречаются белые молодые стерхи с рыжими пятнами на спине, шее и по бокам. Глаза у птенцов первые полгода голубые, затем желтеют. Видимые различия между самцами и самками почти не выражены, самцы чуть крупнее самок и имеют более длинный клюв.
Мориц был обыкновенным худощавым парнем, немного задумчивым, совсем не драчуном. Выделял его, пожалуй, лишь пытливый взгляд и выразительные руки. Целью его паломничества стали эти чудные птицы. Чтобы спасти журавлей, наш странник покупал места их стоянки-остановки, выкупая на месте право на этих птиц. Такое право стоило недёшево, и он покупал его, творя чудо - поделки из камня и металла!
Совсем ещё несмышлёным мальчишкой он собирал экзотичные камушки и мастерил незатейливые фигурки. Позже эти незатейливые фигурки с руками отрывали за бешеные деньги коллекционеры и ценители. Дальше - больше, ему стали предлагать под заказ обрабатывать ценные каменья и металлику. И что тут началось! Фурор на рынке произвели первые же его работы! Ювелирная фирма, опомнившись, запретила ему эту деятельность на своей территории в России и Нейстрии, а гильдия каменщиков ещё и в Германии. Чем он им помешал? Необычностью и изяществом своих поделок, слишком юным возрастом и недюжинным талантом, эксклюзивностью и оригинальностью? Да, похоже, и это сыграло роль.
Ещё Мориц был нелюдимым, чаще его видели одного - тогда он попадал в мир своих фантазий - видать нешуточные творческие замыслы и размышления целиком захватывали самобытного паренька. Девчонки его совершенно не интересовали, рано ещё было, а может и не рано, деньги кружились постольку поскольку, предпринимательский дух отсутствовал, его считали, мягко говоря, странноватым. Зато он мог подолгу сидеть, любуясь лесом или птицами, своими журавлями. И вот такой юноша далёкий от церкви становится паломником, пилигримом, чтобы на что-то жить, спасти птиц и работать с камнем. Потеряв близких, жил он очень скромно, если не сказать бедно, да и любой мог обидеть. Поэтому одинокому отроку ничего не оставалось, как податься в монастырь - не по вере, а по жизни и по работе. Вера то, как раз была - сильная, а может, жизнь и работа были лишь предлогом, а юноша по духу и стремился в монастырь! Не знаю, но без рассказа об этом парне не обойтись в эпопеи омега цивилизации.
Почти сказочное Ясновельможное озеро - место обитания стерхов он разыскал сам и теперь был счастлив там со своими журавлями. Ночами, греясь у костра и наблюдая за звёздами, ему вырисовывались очертания будущих уникальных сувениров. Оживление привносило необычное небесное движение. Обогнув нашу планету, к земле приближалась комета. Наблюдавшему её Морицу она казалась очень знакомой, он помахал ей рукой, в ответ комета призывно замигала в ночном небе - будто раздумывала - падать или не падать в этот раз на землю? Пилигрима согревали крылья, которыми он укрывался от холода, два сверху и два снизу, хорошо ещё под курткой их и не замечали, принимая мальчишку за сутулого или горбатого.
А днём произошла странная история, когда пробираясь вслед летящих в небе журавлей, мечтатель не заметил вокруг шевеление и появление ужасного воина, то ли татарина, то ли вампира - после десанта "Сумерек" они здесь иногда появлялись. Мориц обернулся - как раз вовремя, чтобы увидеть, как валится из седла - по хоббитской стреле в каждом глазу - подскакавший и замахнувшийся на него враг. Конечно, никаких хоббитов тут и в помине не было, страну Властелинию Колец ещё не открыли.
Кто же его спас и чьи это были стрелы?
А потом плотным покрывалом повисла тишина - абсолютная. Это был филармонический концерт тишины - ни единого звука и только услышавший мальчишка, повинуясь безмолвной музыке, затаился, прижавшись к кедру.
Лечебная тишина подействовала, плавно перешла в курлыканье журавлей в небе, это они готовились к полёту и звали с собой юношу.
- Если бы у меня были настоящие крылья! - в сердцах выкрикнул Мориц, оглядывая четыре своих крылышка, от силы желания в его глазах заблестели слёзы. И падали на камень, безмолвно торчащий на тропинке, облитый слезами грусти орнитолога. Слёзы капали, и раздавался еле уловимый звук колокольчика, а по камушку наяву расползались зримые переливы, тени и рисунки.
Юноша услышал звон и заметил булыжник под ногами, потому что сам наступил на него, высматривая в небе стерхов. Взяв его в руки, паренёк убедился, что камень был довольно увесистый, объёмом в два его кулака, и положил перед собой, а сам прилёг перед ним, упираясь руками в подбородок, и раздумчиво вымолвил: