Бахофен видел пережиток первобытного состояния, например, в знаменитых римских сатурналиях. Эвола его поправлял: «Сатурналии праздновали с мыслью о возрождении Золотого века, когда правил Сатурн. Промискуитет и всеобщее равенство рассматривались как особенности этого Золотого века. В действительности речь шла о заблуждении, и Сатурн, которому поклонялись в данном случае, это не царь Золотого века, а скорее хтонический демон, что доказывает тот факт, что его изображали вместе с Опс, одной из форм проявления богини Земли».
Эвола приписывал промискуитет не первобытному обществу как таковому, а только его «низшим, южным» элементам. Советские ученые в этом вопросе тоже дистанцировались от Энгельса, которого, по идее, должны были бы почитать, но, очевидно, «облико морале» советской молодежи беспокоил их больше, поэтому они осмеливались ревизовать классика. Одни из них оставались ему верны и считали, что праобщина как начальная форма общественной организации могла возникнуть лишь в результате растворения в ней зоологических семей и взаимной терпимости взрослых самцов, т. е. установления нерегламентированных, неупорядоченных половых отношений или промискуитета. Сторонники этой гипотезы исходили не только из логических соображений, но также из этнографических данных, а именно — из известных многим племенам промискуитетных оргиастических праздников, вроде упомянутых сатурналий, в которых они видели пережиток первоначальной свободы общения полов.
Однако к началу 80-х годов все больше сторонников стала приобретать другая точка зрения, согласно которой праобщина унаследовала от предшествовавших ей животных объединений гаремную семью со свойственной ей регламентацией половой жизни.
Не знаю, были ли советские ученые — сторонники второй гипотезы — мусульманского происхождения или их гаремные предпочтения имели иную психологическую основу, — в любом случае они ошибались. Будь по-ихнему, люди так и остались бы на уровне обезьян.
Энгельс специально оговаривал: «Семья животных и первобытное человеческое общество — вещи несовместимые… Первобытные люди… или совсем не знали семьи, или, самое большее, знали такую, какая не встречается у животных».
«Следы беспорядочных половых отношений, т. н. «греховное зачатие» (Sumpfzeugung), которое открыл, как он полагает, Бахофен, приводят… к групповому браку», — продолжает Энгельс. «При всех формах групповой семьи неизвестно, кто отец ребенка, но известно, кто его мать… Раз существует групповой брак, то происхождение может быть установлено лишь с материнской стороны, а потому признается только женская линия. Так действительно бывает у всех диких народов и у всех народов, стоящих на низшей ступени варварства; и вторая крупная заслуга Бахофена состоит в том, что он первый это открыл».
Нет, не у всех! — опять встревает Эвола, — «Прав будет тот, кто вопреки Бахофену утверждает, что необходимо разделять и нельзя говорить о последовательности, так как «материнская культура», которая для Бахофена является древнейшим состоянием и из которой потом как высшие и более молодые формы «развиваются» уранические и патриархальные культуры, в действительности представляет собой мир в себе, инородный мир других народов, с которыми …вступают в конфликт те, кто остается верен нордической традиции. Правильно будет также отвергнуть как абсурдную установленную Виртом связь между солнечным культом и культом матерей в нордическо-атлантическом цикле, так как культ матерей никогда не бывает солнечным, а всегда имеет хтонические или самое большее, лунные черты».
Эвола помянул тут недобрым словом Германа Вирта, о котором Жан Мабир пишет в своей книге «Туле»: «Его теории вызвали восхищение руководителей III Рейха, которое быстро превратилось в недоверие, когда он смешал воспринятую ими с энтузиазмом идею нордической Атлантиды с защитой идеи первобытного матриархата, которая сильно мешала гитлеровскому режиму воспитывать молодежь в сугубо мужественном духе».
По мнению Эволы, и Бахофен, и Вирт ошибались. Однако Мигель Серрано пишет, что мировоззрение СС сформировали три человека — Бахофен, Вирт и Даке. Надо думать, они не оказали отрицательного влияния на мужественность эсэсовцев.
Эвола ошибается сам, когда утверждает, будто культ матерей никогда не бывает солнечным. Кому-кому, а ему-то с его эрудицией следовало бы знать, что в синтоизме главным божеством является Аматерасу — богиня Солнца, считающаяся творцом Японских островов и самих японцев. От нее же по прямой линии происходит император Японии, наследующий ее божественную премудрость. Эвола знал также, что слово «солнце» в немецком языке — женского рода, и это не случайно, так что есть весомые аргументы в пользу гипотезы Вирта. И не только в немецком: то же самое наблюдается и в кельтских языках. А.С.Фаминцын отмечал, что «в песнях и заговорах русского народа солнцу чаще приписывается женская природа в противоположность месяцу, которому предпочтительно приписывается мужская», а у латышей и литовцев солнце именуется «матушкой». Наконец, в самом сердце древнего хеттского царства находился великий религиозный центр Аринна, главным божеством которого была богиня солнца Вурусему, почитавшаяся как «царица страны Хатти, царица Неба и Земли».
Страстное желание Эволы непременно отделить белоснежных гиперборейских овец от южных козлищ разделяли и многие зарубежные исследователи, которые допускали параллельное зарождение материнского и отцовского счета родства. Однако этой точке зрения противостоят данные современной этнографии, которая не только не поколебала развитый Энгельсом тезис Моргана об историческом приоритете материнско-родовой организации, но и подкрепила его рядом новых аргументов. Этнографии известно множество фактов перехода от материнского счета родства к отцовскому и ни одного факта обратного перехода. В подавляющем большинстве отцовски-родовых обществ засвидетельствованы пережитки материнского рода, обратная же картина никогда не наблюдалась.
Однако, наличие в раннеродовой общине естественного половозрастного деления не создавало отношений господства и подчинения. У нас теперь с оговорками употребляют термин «матриархат», когда речь идет о присущем ранней родовой общине известном преобладании женщины. В классической первобытности с ее уравнительными порядками еще не могло быть подлинного господства и всевластия одной части общества над другой. Поэтому еще в советской литературе термин «матриархат» или «поздний матриархат» стал прилагаться к особой, сравнительно редкой форме разложения первобытнообщинного строя, при которой общественное неравенство развивается при сохранении матерински-родовых институтов и сопровождается выдвижением на первый план женщины.
Энгельс утверждал, будто «коммунистическое домашнее хозяйство…служит реальной основой того повсеместно распространенного в первобытную эпоху господства женщины, открытие которого составляет третью заслугу Бахофена». Как видим, советская наука, при всем ее уважении к Энгельсу, опровергла этот тезис, так что и у Бахофена стало одной заслугой меньше. И пресловутое эволианское разделение действительно имело место, только не изначально, а на более позднем этапе. Различные расовые задатки, которые лежали в основе этого разделения, существовали изначально, но в латентном виде, и проявились лишь со временем.
Четвертым великим открытием Бахофена было, по мнению Энгельса, открытие широко распространенной переходной формы от группового брака к парному. «Бахофен изображал это как искупление за нарушение древних заповедей богов, в действительности это — мистическое выражение выкупа: женщина откупается от древней общности мужей». Энгельс ссылается при этом не только на сатурналии и аналогичные празднества других народов, но и на обычай финикийских девушек отдаваться посторонним в храме на празднике в честь Астарты; то же самое делали вавилонские женщины раз в год в храме Милитты. Другие народы Передней Азии посылали своих девушек на целые годы в храм Анаитис, где они должны были предаваться свободной любви. Подобные религиозно освященные обычаи были свойственны в древности почти всем азиатским народам, жившим между Средиземным морем и Гангом. Другая форма выкупа — право гостей на невесту, причем жених оказывался последним в очереди, как у древних балеаров. Пережитком группового брака Энгельс считал и право первой ночи. По его предположению, оно сохранилось благодаря кельтским кланам в странах, первоначально населенных кельтами, таких как Арагон.