После чего, приказав подданным своим торжествовать, день его избавления, просил своих гостей следовать за собою во внутренние покои его дворца. Прошед несколько комнат, которые всем тем были украшены, что природа и искусства могут произвести наилучшего, вошли они наконец в удаленный чертог, который примыкался к саду. Стены сего покоя украшены были янтарными иероглифами: посредине оной стоял круглый стол, коего доска вылита была из разных металлов и поддерживаема Гениями из гебенового дерева: на оном стояла Сфера; земиный круг, зрительные трубы, несколько книг; и золотая скрына, украшенная дорогими каменьями. Подле стола стояли кресла из слоновой кости; а подле стен софы и столики; на которых лежали блистательные орудия, коих употребление одним волхвам известно. Это мой кабинет, говорил владетель замка, обратясь к своим гостям, где я прежде завсегда упражнялся, и откуда могущество мое достигло во все концы вселенной, пока неблагодарный Эфиоп не лишил меня сей драгоценной стрелы, в которой все мое счастье заключается; и которую щедрость твоя мне возвратила, прехрабрый Светлосан, а с нею и все мое прежнее могущество. Я тебе расскажу, любезный мой избавитель, сиё приключение, которое столько тебя удивляет, для сего и привел я вас обоих в сие место, чтобы никто не нарушил нашей беседы. Ибо никакая сила не может проникнуть сего чертога, и узнать, что здесь делается; сии не известные тебе письмена препинают всякому сюда вход, какую бы кто силу ни имел; и зашищение всего моего замка от сего, одного покоя зависит. Потом, севши сам в кресло, а их по прося сесть на софы, начал им рассказывать свои приключения следующим порядком.
История Видостанова.
Я называюсь Видостан: отец мой был Царь некоторой части Индии; царствование его текло весьма спокойно, и все его увеселения составляли книги, которых он собрал превеликое множество, и другой я; ибо он любил меня тем, наипаче, что не имел других детей кроме меня. Охота ко чтению моего родителя, как будто бы по наследству вселилась, и в меня; но с большим его пристрастием. Некогда будучи в нашем книгохранилище, и пересматривая книги, нашел я такую, коей письмена были для меня незнакомы хотя я и много знал языков. Любопытство мое, будучи прельщено сею новизною, понудило меня искать в других книгах ей изъяснения. Я начал снова перебирать все книги, и по счастью моему нашел скоро другую в подобном ей переплете. Развернув ее увидел я, что это словарь, Ассирийского языка, которого, я не знал. Буквы его сходствовали во всем с теми,коих я в объявленной книге не разумел. Сей случай заставил меня искать такого, человека, который бы мог меня научить сему наречию, что мне в скором времени и удалось.
При дворе отца моего находился один Халдеянин, который совершенно разумел этот язык: он охотно соглашался меня ему учить; но объявил мне притом, что сей язык весьма труден и скучен для учения. Сиe несчастное объявление, хотя от желания моего меня и не отвратило, но для охотного в нем упражнения, подало мне мысль пригласить, к тому сего мерзкого карла, которого щедрость моя извлекла из бедности, и из самого низкого состояния в великолепнейшее; ибо он был сын конюха моего двора: он мне понравился по причине малого своего роста, и черного цвета; ибо он был родом Эфиоп. Сей Мурянин, став осыпан моими благодеяниями, заплатил мне вместо благодарности злом. Но я, любя его чрезвычайно, не примечал злобных его склонностей; и старался его делать соучастником во всех моих упражнениях и так начал с ним учиться вместе и Ассирийскому языку. Я учился ему не более года, и завсегда перестигал Карачуна, который, от лености ль то, или имея тупее моего понятие, весьма учился медленно.