Опасения Дерсу сбылись. Во вторую половину ночи пал стал двигаться прямо на нас, но, не найдя себе пищи, прошёл стороной. Вопреки ожиданиям, ночь была тёплая, несмотря на безоблачное небо. В тех случаях, когда я видел что-либо непонятное, я обращался к Дерсу и всегда получал от него верные объяснения.
— Мороз ходи не могу, — ответил он. — Посмотри кругом, дыму много.
Тогда я вспомнил, как садоводы при помощи дымокуров спасают сады свои от утренников.
Днём мы видели изюбра; он пасся около горящего валежника. Олень спокойно перешагнул через него и стал ощипывать кустарники. Частые палы, видимо, приучили животных к огню, и они перестали его бояться.
Солнечный восход застал нас в дороге. После спуска с перевала тропа некоторое время идёт по береговому валу, сложенному из скатанной гальки, имея справа море, а слева — болото. Вал этот и болото свидетельствуют о том, что здесь раньше была лагуна. На другом склоне вала лежали огромные валуны из гнейса. Никакое волнение не могло забросить их так высоко. Появление их на намывной полосе прибоя надо приписать действию льдов, которые в зимнее время нагоняются сюда ветрами и «припахивают» берег. Кроме валунов, здесь было также много китовых костей: лопатки, ребра, позвонки и части черепа. Вероятно, волнением прибило к берегу целый труп животного. Звери и птицы позаботились убрать всё, что можно; остались одни кости.
Отдохнув немного, мы пошли дальше. Через час пути тропа привела нас к озёрам. Их быстро три: Малое, Среднее и Долгое. Последнее было километра три длиной.
С западной стороны в него впадает река Сеохобе (то есть Река первого снега), почему-то названная на морских картах Ядихой. Местность между озёрами сильно заболочена. Только один вал из песка и гальки отделяет их от моря. Здесь мы видим опять исчезнувшую бухту. Когда-то залив этот был много длиннее и загибался на север.
Около болот тропа разделилась. Одна пошла влево к горам, а другая по намывной полосе прибоя. Эта последняя привела нас к небольшой, но глубокой протоке, которой озеро Долгое сообщается с морем.
Нечего делать, пришлось остановиться здесь, благо в дровах не было недостатка. Море выбросило на берег много плавника, а солнце и ветер позаботились его просушить. Одно только было нехорошо: в лагуне вода имела солоноватый вкус и неприятный запах. По пути я заметил на берегу моря каких-то куликов. Вместе с ними всё время летал большой улит. Он имел белое брюшко, серовато-бурую с крапинками спину и тёмный клюв.
Пока казаки ставили палатку и таскали дрова, я успел сбегать на охоту. Птицы первый раз подпустили меня близко. Я убил четырёх и воротился назад.
Бивак наш был не из числа удачных: холодный резкий ветер всю ночь дул с запада по долине, как в трубу. Пришлось спрятаться за вал к морю. В палатке было дымно, а снаружи холодно. После ужина все поспешили лечь спать, но я не мог уснуть — все прислушивался к шуму прибоя и думал о судьбе, забросившей меня на берег Великого океана.
Двадцатого сентября погода весь день стояла тёплая и сухая. Я решил заняться обследованием реки Сеохобе. Сперва нам надлежало переправиться через озеро. При отсутствии лодок сделать это было нелегко. Надо было или вязать плоты, или попытаться перейти вброд. Я решился на последнее средство, как скорейшее. Опыт вышел удачным. Озеро оказалось мелким: самые глубокие места едва достигали 6 метров. Мели были извилистые. Мы всё время шли ощупью по пояс в воде. По мере приближения к реке вода заметно становилась холоднее. Как только мы вышли на берег, сразу попали на тропу.
Река Сеохобе длиной 22 километра. Истоки её приходятся против среднего течения Синанцы, о которой упоминалось выше. Она, собственно говоря, состоит из двух речек одинаковой величины, сливающихся вместе в 5 километрах от устья. Немного ниже Сеохобе принимает в себя справа ещё один небольшой приток. Тут ходили изюбры целыми стадами. Рёв уже окончился; самцы отабунили около себя самок; вскоре олени должны были разойтись поодиночке.
Заметно, что с каждым днём птиц становится всё меньше и меньше. За эти дни я заметил только уссурийскую длиннохвостую неясыть — птицу, смелую ночью и трусливую днём; в яркие солнечные дни она забивается в глухие хвойные леса не столько ради корма, сколько ради мрака, который там всегда господствует; уссурийского белоспинного дятла — самого крупного из семейства Picidae, птица эта держится в старых смешанных лесах, где есть много рухляка и сухостоев; клинохвостого сорокопута — жадного и задорного хищника, нападающего даже на таких птиц, которые больше его размерами; зелёного конька, обитающего по опушкам лесов, и черноголовых овсянок — красивых, желтобрюхих птичек с чёрными шапочками на головках. Они предпочитали открытые места теневым и собирались в небольшие стайки.